— Ты закопал их там, где я велела, Стивен? — нетерпеливо спросила она. Упаковывать больше было нечего. Теперь можно ехать и позабыть обо всем остальном.

— Мария!

Этот звучный, нежный голос напугал ее. Она резко обернулась, открыв от изумления глаза, и увидела Вильяма Стаффорда. Только что обретенное выражение решимости исчезло с ее лица. Он подошел и осторожно притянул ее к себе, а она зарылась лицом в складки черного полотна на его груди.

— Слава Богу, с тобой ничего не случилось! Несмотря на всю мою любовь к тебе, меня очень огорчило известие о том, что постигло беднягу Вилла.

Несколько бесконечно долгих минут она стояла так, прижавшись к нему, не шевелясь, ни о чем не думая. Потом отступила на шаг назад.

— Откуда ты узнал?

— Гонец, которого ты отправила в Уилтон, остановился на обратном пути в Элтгеме. Его рассказ всколыхнул и напугал весь двор, ведь потница снова посетила Гемптон и унесла жизнь одного из людей. Его величество выразил сожаление, что при своем отъезде не имел возможности оставить во дворце ни одного лекаря. Последнего, кто остался, он отправил к твоей сестре, да к тому же не думал, что Вилл останется здесь: у него же была сельская усадьба.

— Лекаря к Анне? Она что, больна? Там же Кэтрин!

— Да нет, не больна, как я понимаю. Просто король очень боится потерять ее из-за чего бы то ни было. Держу пари, твоя златовласая малютка в Гевере в полной безопасности, там над ней хлопочут твоя матушка и королевский лекарь. — Стафф окинул ее внимательным взглядом всю, с головы до ног. — Ты похудела, любовь моя, но прекрасна, как всегда. Я понимаю, как ужасно тебе было пережить все это.

Она медленно повернулась к нему спиной и глубоко вдохнула.

— Знаешь, именно это сказал и Вилл перед самой смертью. Он сказал, что я прекрасна. Ах, Стафф, я так его подвела, теперь я обязана как-то за это расплатиться.

— Ты его подвела? О чем ты говоришь? Основная часть его имения — это то, чем он был обязан тебе. Он, а не кто-то другой стал срывать на тебе злость; он оттолкнул тебя, вынуждая… искать поддержки у других. — Стафф положил обе руки на ее плечи, но поворачивать к себе лицом не стал.

— Он в бреду много чего говорил. Обвинял меня в том, что я послала якобы за тобой, а в тот день, когда он заболел, мы повздорили, и я призналась, что люблю тебя. Именно это он унес с собой в могилу, а не ту любовь, которой я ему так никогда и не дала. А теперь… теперь все это так гнетет меня. — Рыдание сотрясло ее тело. Стафф медленно притянул ее к себе и положил подбородок на ее голову.

— Со смертью смириться трудно, но живые не должны чувствовать вину за то, что живы, Мария. Да, Вилл Кэри был во многих отношениях добрым человеком, а западню, в которой он очутился с Булленами, он соорудил не сам. Он был пешкой в руках короля, любимая, но ведь он принял это. Он упивался этим, пока не понял, что плата уязвляет его фамильную гордость. Но тогда он излил всю свою желчь на тебя, а не на тех дьяволов, которые устанавливают правила этой игры.

— Ему необходим был король, чтобы отвоевать свое место.

— В таких делах короля можно и не послушать, надо только проявить осмотрительность. И за все те грязные сделки, от которых страдали вы с Виллом, я хотел бы упрекнуть твоего отца не меньше, чем короля.

— Анна ведет себя крайне осмотрительно, отвергая домогательства короля и весьма красиво выпутываясь из возникающих затруднений. Ты это имеешь в виду?

— Я говорил о себе, Мария, о том, как отказался жениться по воле Его величества. Теперь уж я не женюсь на барышне Дорсет, и король с этим смирится. Вот подожди, увидишь.

Марию, вопреки всем рассуждениям, пронзила неожиданная радость от осознания того, что Стафф не женится. Втайне она горевала все эти шесть месяцев, с тех пор как он сказал ей о желании короля. Но теперь это не должно иметь для нее никакого значения. Она обязана держаться с ним твердо.

— Твоя служанка Нэнси сказала, что вы уезжаете в Гевер, — заговорил он о другом в наступившем неловком молчании. — Я вполне понимаю твое желание возвратиться домой, к матери и дочери, однако лорд Буллен не потерпит, чтобы ты путалась под ногами, когда король ездит туда ухаживать за леди Анной.

— Я непременно поеду! — воскликнула Мария резко, высвобождаясь из его объятий. — И вы все — ты, Стивен, Нэнси — не остановите меня. Если приедет Его величество, я спрячусь в своей комнате или оседлаю лошадь и скроюсь в лесу. Я еду домой! Теперь я сама решаю, что мне делать, Вильям Стаффорд! И не думайте, что сумеете смирить меня своей улыбкой и своим терпением, — добавила она, уперев руки в бока.

— Меня только радует, девочка, что твой огонь не угас. Прекрасно, коль отныне ты сама решаешь, что делать, независимо от отца. А вот независимо от меня — это уж другой разговор, и у нас есть на него довольно времени.

— У меня нет времени для вас, милорд. Я уезжаю. — Она попыталась прошмыгнуть мимо него, но Стафф усадил ее на стул, а сам сел напротив, так близко, что их колени соприкасались.

— Твоя девушка сказала, что тебя предупредили: на дорогах небезопасно, особенно сейчас, когда заболело так много шерифов и бейлифов[115], а в городах воцарился полный беспорядок. И самостоятельное решение гордо пускаться в путь в таком отлично скроенном платье и в сопровождении всего одного парня да своей горничной кажется мне не слишком разумным. — Густые брови нависли над его карими глазами, и Марии захотелось накричать на него, лягнуть ногой и расцарапать лицо.

— Ты теперь моя, Мария, моя по праву нашей любви, как и я — твой. И подобной глупости ты не совершишь. Все минувшие годы мне приходилось гладить тебя по шерстке, потому что и по закону, и фактически ты не была моей. Теперь все изменилось. Я не допущу, чтобы ты пострадала из-за чего бы то ни было, в том числе и из-за собственных рискованных решений.

— Я поступлю, как сама найду нужным. Я вдова Вилла Кэри, а не ваша жена.

— Не жена, но ты моя женщина, и ты будешь слушать меня, пока у тебя в голове не прояснится достаточно и ты сама не поймешь, что затеяла. И чего ты хочешь от жизни теперь, когда обрела свободу.

— Нет! — взвизгнула она, страшась не столько Стаффа, сколько самой себя. — Теперь никто не будет распоряжаться моей жизнью. — Она царапнула ногтями его запястье и вскочила, готовая бежать из комнаты. Он легким рывком усадил ее к себе на колени, заключил в свои железные объятия, крепко прижал ее голову к своей шее. Мария отчаянно брыкалась, хотя ей мешали тяжелые юбки, и пыталась вырваться из его мертвой хватки. Вне себя от злости — на то, что умер Вилл, на его обвинения, на себя и на Стаффа, — она укусила его за шею. Он тихонько ругнулся и разок встряхнул ее как следует. Мария перестала брыкаться, замерла, застыла в его руках, а сквозь овладевший ею панический страх пробивались слова Стаффа.