– В некотором роде, – откликнулся фон Дюстерманн. – Я спал.

– Спал, – повторил Курт. – Днем.

– Майстер Хауэр гонял нас ночью, – пояснил бывший бамбергский страж Браун. – Наши тренировки в последнее время всё больше проходят именно ночами. Как я понимаю теперь, чтобы мы не увидели на плацу лишнего… Сегодня мы закончили под утро. Я лег спать сразу после тренировки, Дитрих остался читать.

– Читать? – вытолкнул фон Редер сквозь неприязненно сжатые губы, и на нескрываемое удивление и недоверие в его голосе протеже трирского инквизитора отозвался с предельным хладнокровием:

– Фрейданк. «Bescheidenheit»[81]. Весьма поучительно.

Барон поморщился:

– Вот как. И часто боец зондергруппы жертвует сном в угоду книжной мудрости?

– Случается, – коротко ответил за соратника фон Майендорф.

– А у тебя какой виновник отнимает время?

– Томазин Циркларий. «Итальянский гость».

– А «Скакун» Гуго фон Тримберга?

– Не пришелся по душе, – невозмутимо отозвался бывший личный страж графа Чернина. – Автор слишком увлекается собственным слогом. Часто теряется логическая связка между общими сентенциями. Много эмоций и недостаток таланта, не говоря о банальности подхода.

– Вы удовлетворили свое художественное любопытство, господин барон? – осведомился Курт, не оборачиваясь, и, не услышав в ответ ни слова, кивнул: – Продолжим. Итак, Дитрих, ты спал. И оставался ли при этом Уве в комнате, не знаешь.

– Он был там, когда я засыпал, – в голосе зондера впервые прозвучала заминка, и взгляд впервые едва заметно дрогнул, сместившись на товарища. – И он был, когда я проснулся.

– Чувство локтя – это хорошо, – вздохнул Курт. – Этому вас учили, благодаря этому группа выживает… Но сегодня от него придется отрешиться, парни. Мне крайне неприятно об этом думать, но придется подумать и вам: множество признаков указывают на то, что один из вас полчаса назад стрелял в наследника Империи, которую Конгрегация пытается выстроить вот уже более тридцати лет. И вряд ли это было сделано на спор, от скуки или потому, что Его Высочество отбил у покушавшегося возлюбленную. То есть, возможно, среди нас – предатель. Изменник. Человек, служащий тем, против кого Конгрегация призвана бороться. Тем, кто отнимает жизни, рушит Порядок и глумится над всем, созданным Господом. Тем, кто убивал ваших товарищей. Хочу, чтобы вы над этим задумались и отвечали на мои вопросы честно, прямо и без попыток выгородить. Это не гвоздь на стуле наставника, не уж, подброшенный в постель, не шалость, которую принято покрывать из чувства общности. Это – понятно?

– Да, майстер Гессе.

– Итак, ты не знаешь, был ли все это время Уве в комнате.

– Не знаю, – нехотя ответил фон Дюстерманн.

– Id est, – вздохнул Курт, – единственное, что можно сказать с убежденностью, так это то, что никому не известно, где каждый из вас был полчаса назад.

– Из трапезной туда нет близкого хода, – впервые разомкнул губы Хауэр.

– Зато есть выход во внутренний двор. А из внутреннего двора есть ход туда?

– Тогда он столкнулся бы во дворе с Хельмутом.

– Ты учил этих парней таиться от стригов и красться мимо магов, чующих мысли. Захотел бы – не столкнулся б… Хорошо, – подытожил Курт, обведя взглядом помрачневших бойцов. – Пока всё. Спустя время, уточнив кое-какие детали, я еще вернусь переговорить с вами снова, а пока – будьте здесь. Все пятеро. Не выходить никуда и никому. Это – понятно?

– Да, майстер Гессе, – снова ответили разом пять голосов, и он, кивнув, сгреб со стола злополучный сверток с арбалетом, развернулся и вышел в коридор.

– И это все? – с затаенным возмущением осведомился фон Редер, почти захлопнув дверь за их спинами. – Ради этого вы так рвались сюда? И что же, скажите на милость, вам удалось выяснить?

– Ad minimum то, с кем мне предстоит иметь дело. Двоих я знаю лично – доводилось пересекаться на нескольких операциях, то есть по крайней мере о ком-то из них у меня уже есть некоторое представление. О прочих кое-что знаю со слов других служителей. Id est, есть о чем подумать… Альфред, – придержав за локоть мрачного, как туча, инструктора, спросил Курт, – что с охраной? Как я понимаю, их перемещение по лагерю никто не контролирует? Где и как отдыхает смена? Как далеко от того хода на крышу?

– Комната одна на всех, – с усилием отозвался тот. – В северной части. От той лестницы далеко. Очень далеко. Да, если кто-то из них пожелает, он сможет пройти по зданию, не попавшись никому на глаза. Кроме тех, что на внешних стенах. При условии, что он сумеет незамеченным покинуть комнату на глазах остальных.

– Как часто меняется здесь охрана? Я разумею – ведь они не сидят в лагере безвылазно? Они ведь сменяются свежими людьми?

– Эти здесь уже пять месяцев. Через месяц прибудут другие.

– Опросить охрану надо, – помедлив, подытожил Курт, задумчиво глядя под ноги, – однако явно не в качестве подозреваемых…

– Это почему? – неприязненно осведомился фон Редер; Курт передернул плечами:

– Пять месяцев назад они прибыли сюда. Тогда еще никто не знал и даже не мог предполагать, что наследник будет здесь. Допустить же, что один из них, будучи предателем, сидел здесь «на всякий случай», можно, но связаться с ним при этом, дабы передать «заказ» на принца, было бы, мягко говоря, крайне затруднительно… Показывай дорогу, – кивнул Курт, слегка подтолкнув инструктора в плечо. – Прежде заглянем к ним – навряд ли это займет много времени, а после побеседуем с отцом Георгом.

Барон, не пытаясь скрыть недоверчивой гримасы, двинулся вслед за молчаливым Хауэром первым. Курт тоже шагал молча, задумчиво глядя под ноги. Предстоящий разговор с охраной лагеря явно будет пустой тратой времени; согласно всем предписаниям по ведению следствия, он должен состояться, однако ожидать хоть какой-то полезной информации от общения со стражей явно не стоило. Уже упомянутый факт был тому причиной, а также то, что находилось казарменное помещение в другой половине корпуса, откуда до крыши вела отдельная лестница, дверь к которой благодаря такой отдаленности можно было успеть преспокойно запереть, пока следователь с компанией метался по лагерю, и которой явно не воспользовались, судя по прочим уликам…

Беседа со стражей прошла скорей и проще, чем с бойцами зондергруппы, можно сказать, даже как-то уныло и скучно. Каждого из стражей Курт знал лично, каждый из них знал о присутствии в лагере высокопоставленного гостя, и все они в последние четыре часа находились в казарме, бодрствуя и никуда не выходя. Добраться же до крыши и покинуть ее незамеченным никто из тех, чья очередь была нести дежурство на стенах, не мог физически, что означало полную и непреложную невиновность всей стражи учебного лагеря.