— Енох, неужели все так страшно?

— А ты сам не видел?

Мафусаил уронил голову.

— Да, я встретил много мерзости и гнили человеческой.

Енох сказал тихо:

— У Творца в нашем мире одна-единственная цель: датьчеловеку возможность жить счастливо и развиваться, развиваться, развиваться.Развиваться духовно, так как животная часть в человеке хоть и велика…

— И сильна, — вставил Мафусаил. — Главное,сильна…

Енох поморщился.

— Сильна, кто спорит? Но ей развиваться некуда. В своейживотной части человек может делать только то, что делает животное, а уживотного не так уж и велик выбор. Да и какое тут развитие, если всякий скотумеет? Но за то, что человек забыл Его заветы и уподобился животным, Всевышнийи решил покарать человечество… Не человека, Мафусаил, не город, как ты видел!Он вообще не оставит больше людей. Да и скотов не оставит, ибо зачем ониСоздателю? Он создал этот мир для человека…

Мафусаил вскрикнул в страхе:

— Погоди, погоди! Но как… всех? Пусть даже всевиноваты, но одни — чуть-чуть, а другие — ого как! И всех уничтожить?Одинаково?

Енох проговорил невесело:

— Мафусаил, ответственность за общество разделяют все,кто в нем живет. Раз ты в нем, значит — принял его порядки.

— А если не принял? — пробормотал Мафусаил.

— Если не принял, — сказал Енох непривычно жесткимдля него голосом, — то протестуй! Борись! Обличай, доказывай, мешай,требуй… Если же миришься, то ты один из них. А что? Хочешь жить со свиньями ине хрюкать? А если даже не хрюкаешь, то этого мало, чтобы считаться праведным.Вон твой внук Ной, как только повзрослел, сразу ушел из города и живет вуединении, чтобы не пачкаться. А ты вообще борешься с мерзостью этого мира,борешься с ним везде и всюду, словом, а чаще — мечом!.. Возвращайся,Мафусаил. Мое время истекло, мне трудно удерживаться на грешной земле… Прощай,я люблю тебя, мой сын… горжусь тобой…

Он исчез раньше, чем договорил, только истончающийся голосМафусаил слышал некоторое время, но прошло еще несколько минут, прежде чем онопомнился и повернул коня обратно.

Обратный путь занял вдесятеро меньше времени, но самоеудивительное в том, что ни Мафусаил, ни его конь за весь переход по песчаной, апотом каменной пустыне не ощутили потребности ни в воде, ни в пище.

Он проскакивал земли племен, где побывал раньше, вездесообщая, что его отец предсказал гибель роду человеческому, если люди неопомнятся и не станут на путь закона. Его слушали охотно, ужасались, но он самс горечью видел, что всех больше поражает то, что он дошел до края земли иговорил со взятым заживо на небо Енохом, чем страшные слова великого праведникаи провидца.

— Быстрее, Серый, — торопил он коня, —быстрее… Может быть, в моем племени услышат правильно и ужаснутся?

Сиф в бессилии стиснул челюсти. Он обещал Адаму, что егодети и внуки, как и все правнуки, не будут смешиваться с потомством Каина, носказать легче, чем сделать. Первые поколения помнили этот завет и жилиотдельно, но когда правнуков уже десятки тысяч, и все отселяются в поискахсвободных земель, то и не уследить за всеми, и строгие заповеди либозабываются, либо постепенно превращаются в нечто необязательное.

Да Адам и сам видел в конце долгой жизни, что расселившиесяпо землям племена соприкоснулись и не увидели друг в друге ничего такого, чегоне было бы в них самих. И если люди семени Каина воевали охотнее и чаще, толюди семени Сифа быстро научились давать отпор, сами устраивали набеги,разоряли, жгли, убивали и приводили пленных женщин.

А потом и просто заключали союзы, охотились вместе, строилирядом города и торговали к обоюдной выгоде. А когда заключали браки, уже никтоне смотрел, из какого племени жених или невеста…

Он обходил свои владения, когда вдали поднялась желтая пыль,он успел подумать, что некто скачет во весь опор, и в то же мгновение перед нимвырос огромный серый конь, а в седле покачивался от усталости Мафусаил.

— Мир дому сему, — промолвил хриплым голосомМафусаил. — Прости, Сиф, я с очень недобрыми вестями.

— Слезай с коня, — сказал Сиф тревожно. — Всяжизнь теперь недобрая.

Мафусаил тяжело сполз на землю, постоял, держась за седло.

— Странно, — проговорил он, — какая же этосволочь делает ее недоброй? Люди все за добрую…

Они прошли в дом, дети расседлали коня и повели по кругу,чтобы охладить после тяжелой скачки.

В доме Сиф кивнул Мафусаилу в сторону накрытого стола:

— Садись, мы собирались обедать. Ты прав, все люди захорошую жизнь, но почему же делаем ее недоброй? Казалось бы, добро стоит делатьеще и потому, что делаешь его и себе… Все люди — это Адам во множестветел. Мы считаем себя отдельными, но на самом деле все мы — один гигантскийчеловек. И когда делаешь добро даже одному, оно каплями переходит и к другим.Потому так важно делать добро, как это люди не поймут? Ведь каждый тем самымделает его и себе… Я повторяюсь? Да, повторяюсь. Потому что сам не пойму,почему понимаем одно, делаем другое…

Мафусаил тяжело опустился на лавку, отстегнул и снялперевязь с тяжелым мечом.

— Тогда убивать тоже нехорошо, — сказал он сгорькой иронией, — потому что убиваешь часть себя, так?

— Так, — ответил Сиф очень серьезно. — Люди,загрязняющие себя, загрязняют и других. Потому этих людей надлежит сперваувещевать, потом…

— Убить? — спросил Мафусаил.

Сиф ответил уклончиво:

— Это зависит…

— От чего?

— От многого, — ответил Сиф устало. —Убить — это последняя мера. Если убить, уже ничего нельзя будет сделать, адаже судья не совершенен. Потому лишать жизни позволено только Тому, Кто ее идал. Только Он один знает, кто в какой мере виноват. Все остальные, лишающиежизни людей, преступники.

Мафусаил развел руками.

— Тогда хуже меня человека на свете нет.

Сиф нахмурился, пожевал дряблыми губами.

— Погоди, погоди… Здесь не так просто…

В комнату вошли жена и дочери Сифа, на столе появилиськувшины с чистой водой. Сиф и Мафусаил, омыв руки, приступили к трапезе.Мафусаил посматривал пытливо на Сифа, как тот оправдает его многочисленныеубийства, в каких случаях убивающий становится убийцей, а в каких спасителем,но Сиф помалкивал: как и Мафусаил, понимает, он не Енох и даже не Ламех, чтобыдавать определения в таких сложных вопросах.

Люцифер пронесся сквозь миры, как пылающая падающая звезда,готовая сжечь Вселенную, в сверкающем радостном сиянии Брия проскочил сквозьмелкого ангела с длинным и пышным именем Илиянерпиндариэль, тот лишь ахнул,ослепленный его величием, а Люцифер рявкнул громко: