липами, дошла до Университета Гумбольдта. Остановившись у здания, я размышляла: вдруг там сейчас Томас. Может, даже увидела бы его, если бы простояла там весь день.

Потом двинулась дальше, мимо Старого и Нового музеев, Пергамского музея. Зеленый купол берлинского кафедрального собора поднимался над площадкой, которую я приняла за пустое пространство после взрыва бомбы. Я поняла, что не готова к встрече с Томасом. Я словно была контужена, как и этот город.

Голод, жажда, усталость вели меня дальше. Поиски кафе, где можно потратить деньги, или даже ресторана ни к чему не привели, и, только выйдя с Музейного острова в старые кварталы с маленькими двориками, с домами, помеченными пулями, исполосованными шрапнелью и взрывами, я наткнулась на бакалейные магазинчики.

Шагая по улицам в костюме идеального покроя и желтовато-коричневых замшевых ботинках, с сумочкой из крокодиловой кожи и пакетом из KaDeWe в руках, я ловила на себе суровые недоброжелательные взгляды.

В магазинах коробил слух резкий саксонский акцент, но взгляды берлинцев невольно смягчались, когда они слышали певучий тирольский диалект.

К пропускному пункту «Чарли» я вернулась довольно поздно с большим пакетом книг из Пергамского музея. Перед возвращением на Запад я положила бесполезную кучку алюминиевых монеток, считавшихся деньгами, на оставшуюся банкноту, как чаевые после ужина.

Когда я прошла кафе Adler за первым поворотом после КПП, оттуда вышла фигура и направилась ко мне.

– Прости, – быстро сказал Джим. – Плохо получилось.

Я продолжала идти, и он шел рядом.

– Хотел сделать сюрприз, а не засаду.

Мы шли молча. На дороге появилось такси, огни казались размытыми моросящим дождем. Джим шагнул к дороге и поймал машину.

Я не проронила ни слова ни в такси, ни в фойе отеля, ни в лифте, не взглянула на него, даже когда он открыл номер и посторонился, пропуская меня вперед. Уронила сумки, скинула туфли и направилась в ванную, где умылась, очистила лицо от макияжа и увидела свои глаза: их пронзительную синеву окаймляла краснота. Кожа у меня бледнела с каждым намоченным лосьоном тампоном, а в тусклом освещении тем более. Я сняла весь грим и вернулась к Джиму.

Он с мрачным и бледным лицом сидел на диване, разглядывая карту Берлина, рядом лежал путеводитель. Я не стала садиться, смотрела на него стоя.

– Я пыталась понять, что произошло, но никак не соображу, – резко заметила я. – Мы заключили деловую сделку. Личные проблемы сюда не входили.

– Иногда все меняется, – слабо ответил он.

– Тебя так увлекает копаться в моих тайнах, вытаскивать на поверхность самое больное или постыдное и выкладывать перед чужим человеком, как этот детектив? Ты находишь это забавным?

– Нет, – пробормотал он. – Я не для этого старался.

– Нет, это совсем не та забава, которую ты устроил в тот вечер, который так хорошо начинался. Бумажная годовщина! Нужно было порвать документы.

– Мне хотелось подарить тебе те дома.

Мистер Сама Непроницаемость потерял хладнокровие.

– Я растрогалась, по-настоящему растрогалась, – холодно сообщила я и помолчала, чтобы он проникся. – А потом ты притащил ту шлюху в наш лифт.

Я уставилась на него.

– Мне пришлось подниматься с тобой и нюхать ее дешевый парфюм. Ты хотел меня унизить?

У него вытянулось лицо, как у мальчишки, пойманного с поличным. Он потер шею.

– Хотел, чтобы ты ревновала, – поморщившись, признался он.

– Ревновала? – усмехнулась я. – Нет, мне было стыдно, что я такая дура.

Граса предупреждала. Нужно было прислушаться.

– Извини, получилось не совсем то, что я хотел, но…

– Почему? – закричала я. – Просто скажи мне почему. А потом полетим домой и разведемся.

Он встал и вышел в комнату с двумя кроватями, я слышала, как он берет вещи и бросает. Потом наступила тишина. Я ждала, что он вернется в гостиную и придумает какую-то историю. Сев на диван, который еще хранил его тепло, я просмотрела его путеводитель, наверное, я услышала шорох, потому что подняла голову.

Он стоял в дверях, неуверенный в себе и белый как полотно. Джим Митчел не мог скрыть волнения.

– Ты должна мне верить. Больше я ничего не прошу.

– Развод? Мне кажется, ты этого хочешь.

Он шагнул ко мне.

– Я думал, что ты наконец поймешь.

– Пойму что?

Он только развел руками.

– Не знаю, как еще это доказать.

– Доказать что?

– Я в полной растерянности. С того самого момента, как ты вошла в кабинет, все, что ты говорила, было правильно.

Он криво улыбнулся.

– Я не умею себя толком вести, и со вкусом у меня паршиво. И тут все испортил.

– И?

– И… Я еще никому такого не говорил раньше, но…

Он сделал еще один шаг.

– Я тебя люблю.

На мгновение я потеряла дар речи. Потом засмеялась.

– Что за чушь! Это твоя козырная карта? И ты решил, что я поверю? Да ты никогда меня не любил. Та девица в лифте была не единственной.

Я замолчала, переводя дух, а потом продолжила, чтобы мой ледяной тон отбил охоту шутить:

– Ты так привык получать все, что захочешь.

Он отступил, прижавшись к косяку.

Я задыхалась, и его грудь то поднималась, то опускалась – он тяжело дышал. Я пронзила его самым холодным презрительным взглядом, но, к его чести, он не отвел глаз.

– Ты права, – наконец согласился он. – Мне не приходилось завоевывать женщин, они сами бросались на меня или на деньги. Но с тобой нельзя играть, тебя нельзя купить. Может, поэтому я и влюбился с самого начала. Врать не буду: недоступность делала тебя еще привлекательней.

– Тебе нужна была добыча, – сказала я, стискивая руки.

– Но ты… ты пробудила во мне то, о чем я не подозревал. Я влюбился в тебя, Роза, и с каждым днем влюбляюсь все больше. И не знаю, как привлечь твое внимание.

Моя злость заледенела. Его слова неслись на меня лавиной, но я была так глубоко в снегу, что ничего не слышала. Я презрительно фыркнула.

Он стукнулся головой о косяк.

– Ты все можешь купить сама, все, что захочешь, и, когда я увидел тебя с Лорином, меня вдруг осенило: есть на свете то, что тебе просто необходимо, только ты сама об этом не догадываешься. И это единственное, что я могу для тебя сделать. Я хочу вернуть все, что ты потеряла в черной дыре, чем тебя можно вылечить, потому что ты не полюбишь снова, пока не залечишь раны.

Он глубоко вдохнул и, не мигая, встретил мой взгляд.

Потом подошел поближе и поднял карту со стола.

Под ней лежала папка.

– Завтра в десять герр Торманн ведет нас к ним. – И протянул папку.

Абсолютно выбившись из