И он снова закашлялся.

Баал молчал, смотрел куда-то вдаль и улыбался.

Лагерфельд знал – время вопросов наступит позже, а сейчас наступил тот самый чертовски важный для всех момент осознания – они смогли, они это сделали. Все вернулись живыми, никто не погиб, добыли ответ. Пусть даже руками всего лишь одного из них, но ценность от этого неизменна. Старались все: прикладывали усилия, шли, боролись.

И пришли. Ответ у Дрейка, и, значит, мир не рухнет.

Ну, шанс есть. Док не стал делиться опасениями – пока незачем.

– Тебя не ранили? Как ты вообще сумел так долго там находиться, ведь по моим прикидкам наши щиты должны были давно сесть?

– А он и сел. Но это длинная история, и рассказывать ее я буду, когда ты встанешь на ноги.

– Слушай, не будь таким же гадом, как Баал! Тот постоянно шантажирует, что не будет досказывать свою историю, пока я не смогу продержать глаза открытыми хотя бы полчаса. Вы что, сговорились?

Лагерфельд рассмеялся.

– Умница, Баал. Умеешь правильно мотивировать на выздоровление.

Регносцирос довольно ухмылялся; Стив покачнулся на ногах, почувствовал, что колени уже не держат.

– Я пойду. Мне надо кое-кого проведать да немножко поспать. Я ведь сам – еще часа не прошло, как вернулся. Пыльный, грязный, голодный. Помыться бы, перекусить да завалиться на горизонтальную поверхность.

– Это да, это надо! – Поддержал Аарон; голос его вновь стал слабым, едва слышным. – Ты только заходи, как проспишься.

– Конечно.

Когда за доком закрылась дверь, Регносцирос позволил себе вновь лечь на спину, уставиться в потолок и довольно улыбнуться.

– Я знал, что его нет в мире мертвых. Черт возьми, знал это! И я был прав. А ты все сомневался в моих способностях, старина, все твердил, что их «отсосали» тени. Слышь? Вот он, наш док, вернулся, и ни царапины на нем. Эх, молодец! Все смог, не то что мы с тобой, дохляки…

Но Аарон не ответил – он – обессилевший – уже спал.

– А еще истории просит. – Беззлобно поворчал Баал. – Не истории тебе, а короткие анекдоты в одну строчку, чтобы пузо от смеха надорвал.

И он сам – довольный, как редко когда раньше, – подложил под щеку руку и закрыл глаза.

* * *

Поначалу Тайра обрадовалась.

Открыла глаза и обнаружила себя не в каменной темнице, а в хорошо освещенной и дорого обставленной комнате. Свесила ноги с дивана, на котором спала и огляделась. Два кресла, прозрачный столик, заклеенные бумагой с бледным рисунком стены, толстый ковер под ногами – пушистый и мягкий, тоже дорогой, наверное. Провела ладонью по бархатистой обшивке подлокотников, дотянулась до лежащих рядом глянцевых книжек с тонкими страницами, пролистала их быстро и без интереса – так много цветных картинок и так мало текста, о чем они, – но секундой позже почувствовала, что хочет в туалет, и тут же забыла о находке. Заскрежетала зубами, запританцовывала и отправилась искать горшок.

Где же он?

Дверь из большой комнаты вела в малую – крайне странную на вид. В углу приземистый белый обтекаемый предмет с крышкой сверху, к нему из стены тянется труба. Рядом сияющая белая лохань – такая чистая и гладкая, что, ступи в такую, обязательно поскользнешься.

Она потрогала – холодная.

Над раковиной, как и над лоханью, располагался серебристый отросток с двумя вентилями – для чего? Зеркало испугало ее и заставило отшатнуться – это кто, она? Бледная, тощая и ужасно непричесанная? Приблизившись, Тайра долго рассматривала собственное лицо, волосы, трогала губы и подбородок, ужасалась грязной шее – она замарашка, ужасное на вид чумазое отребье – как Стив ее все это время терпел рядом? Затем коснулась поверхности пальцами – надо же, какие чистые у них зеркала – смотришься, как в воду, не то, что в доме Раджа – серые и мутные.

Вновь почувствовала, что нестерпимо хочет в туалет, и с удвоенным рвением принялась искать горшок. Открыла ближайший шкафчик, на полках которого обнаружила пушистые полотенца, пахучие куски мыла, ароматные настойки в бутылочках и запечатанные в прозрачную хрустящую пленку щеточки (может, для зубов? Удобные, если так) и едва не взвыла от отчаяния.

Может, местные жители не мочатся? Или делают это как-то по-особенному? Куда же они прячут ночной горшок, ведь у добрых людей он всегда стоит перед дверью в углу?

Вернулась в большую комнату, проверила все углы, убедилась, что горшка там нет, после чего бросилась в малое помещение. Откинула крышку низкого округлого предмета, заглянула внутрь – уходящая вниз труба и вода на дне. Зачем? И ведь не пописаешь в такую – чистая. Вдруг подобное преступление карается здесь со всей строгостью?

Беда! Что же делать?

Оббежав всю комнату вприпрыжку, Тайра достала из шкафа высокий стакан со щеточками, отбросила их в сторону, стакан поставила на гладкий, выложенный белой плиткой пол, а сама села сверху – когда потекла струя, блаженно прикрыла глаза.

Ее накажут. Точно накажут. И ведь не объяснишь, что перед этим она сделала все, чтобы отыскать горшок.

Только бы из-за нее не досталось Стиву…

Когда первый за долгие дни или месяцы – она все еще путалась в том, сколько времени провела в Коридоре, – процесс вывода жидкости из тела завершился, Тайра долго думала, куда поставить стакан, и в конце концов спрятала его под раковину. Уберет, обязательно уберет, как только кто-нибудь подскажет ей «куда».

Неряхя. Необразованная гостья. Непонятливая уличная сутра, даже ночную вазу не смогла отыскать…

Смущаясь и коря себя на чем свет стоит, Тайра вернулась в большую комнату и попыталась отыскать питьевую воду – после одного облегчения нахлынула новая нужда в виде нестерпимой жажды. Ну хоть вода-то здесь должна быть? Но она вновь не нашла ни кувшина, ни бутыля, ни ведра. Пригорюнилась, села на диван, долго озиралась вокруг, пытаясь сообразить, что именно делает не так.

И вдруг заметила дверь. Не ту, которую увидела вначале – ведущую в малую комнату с полотенцами, – а другую, в противоположном конце помещения. Тут же бросилась к ней, долго дергала вперед-назад круглую ручку – заперто? – затем случайно провернула ее, и дверь – ура! – распахнулась.

Счастье длилось недолго.

Наткнувшись на стоящего в коридоре человека в серебристой одежде, Тайра выпучила глаза, на вопрос «вам что-нибудь нужно?» испуганно мотнула головой и тут же скрылась в собственной каморке.

Ее заперли. Все-таки заперли, и не важно, что не повесили замок, зато стражника приставили. Потерянная, мучимая желанием ощутить на языке хотя бы каплю воды, она села на диван, подперла подбородок ладонью и расстроено поджала губы.

Вот так. Из тюрьмы и снова в тюрьму. А чего она ожидала – свалившегося на голову счастья?

Не вышло.

Стало грустно. Хотелось пить.