Джек промолчал.

– Это действительно так страшно? – спросила Дорин.

– Нет. Просто приводит в замешательство, – попытался объяснить Джек. – Они никак не согласуются с тем, что ты до сих пор видел и знал, поэтому продолжать привычное существование оказывается невозможным.

– И вам часто приходится делать вид, что все в порядке, ну, изображать? Как актеру? – Он не ответил, и она продолжила: – Как вы пытались это сделать сегодня.

– Я бы с радостью согласился дурачить окружающих, – кивнул Джек. – Чего бы я только не отдал, чтобы научиться прикидываться. Но тут–то и происходит настоящий распад личности, до этого мгновения все идет как по маслу – врачи ошибаются, утверждая, что расщепляется сознание. Я бы вполне мог сохранять его целостность, но тогда мне пришлось бы наклониться к доктору Глобу и сказать ему… – Он внезапно замолчал.

– Что сказать? – спросила Дорин.

Джек сделал глубокий вдох.

– Ну, я бы сказал: док, я вижу вас в перспективе вечности, и вы – мертвы. В этом заключается суть болезненного восприятия. Оно не нужно мне, я не желаю его.

Женщина взяла его за руку.

– Я никому не говорил об этом раньше – продолжил Джек, – даже Сильвии, своей жене, и сыну Дэвиду. Я каждый день наблюдаю за ним, слежу – не проявляется ли это и в нем. Такие вещи легко передаются по наследству, как у Стайнеров. Я не знал, что у них сын в Бен–Гурионе, пока Глоб не сказал об этом. А ведь мы уже много лет как соседи. Стайнер никогда и словом не обмолвился.

– Нас ждут назад к обеду, – сказала Дорин. – Вы не возражаете? Знаете, если хотите, вы можете отказаться работать на Арни и остаться у мистера И. У вас прекрасный вертолет. Оттого, что Арни решил вас купить, вы не обязаны все бросать.

– Создать прибор для коммуникации аутичного ребенка с нашим миром – очень увлекательная задача, – пожал плечами Джек. – Думаю, в задумке Арни есть глубокий смысл. Я мог бы стать посредником и принести пользу.

«И на самом деле не важно, зачем Арни нужен сын Стайнера, – подумал Джек. – Возможно, он движим чисто эгоистическими мотивами, рассчитывает на значительный доход в звонкой монете. Но меня это совершенно не волнует. К тому же не обязательно порывать с мистером И. И может просто сдать меня Союзу водопроводчиков в аренду: мне будет платить мистер И, а тот, в свою очередь, будет получать деньги от Арни. И все будут счастливы. Уж конечно, возиться с нарушенным сознанием ребенка гораздо интереснее, чем копаться в холодильниках и диктофонах. Если мальчика мучают какие–нибудь известные мне галлюцинации…»

Джек был знаком с временной теорией, которую Глоб выдал за собственное изобретение. Он читал о ней в «Научной Америке»; естественно, он читал о шизофрении вообще все, что удавалось достать. Он знал, что теорию разработали швейцарцы и Глоб не имеет к ней никакого отношения. «Странная теория. Но что–то в ней есть».

– Давай вернемся в «Ивы», – сказал Джек. Он был страшно голоден, а трапеза обещала быть обильной.

– Ты смелый человек, Джек Болен, – ответила Дорин.

– Почему? – поинтересовался он.

– Потому что возвращаешься туда, где плохо себя чувствуешь, к людям, которые вызвали у тебя, как ты выразился, видение вечности. Я бы на твоем месте сбежала.

– Но в этом–то и заключается самое главное: все задумано, чтобы человек сбежал. Для того и существуют видения, чтобы уничтожить взаимоотношения с другими людьми, чтобы изолировать тебя. И если им удается добиться своего, твоя жизнь среди людей закончена. Именно это и имеют в виду, когда говорят, что шизофрения не диагноз, а прогноз; она не описывает то, чем человек страдает, она только предсказывает, что будет дальше.

«Но со мной такого не произойдет. Я не превращусь в немого Манфреда Стайнера, запертого в психиатрическом заведении. У меня есть жена, сын, друзья, я буду работать и сохраню их. Да и любовные связи, если таковые возникнут, – добавил про себя Джек, взглянув на женщину, державшую его за руку, – я буду стараться продолжать».

Он сунул руки в карманы и нащупал что–то твердое и холодное. Удивившись, он извлек наружу нечто похожее на сморщенный засохший древесный корешок.

– Господи, что это такое? – спросила Дорин.

Это была водяная ведьма, которую подарили ему бликмены утром в пустыне. Он совершенно забыл о ней.

– Амулет на счастье, – объяснил Джек.

– Какой уродливый!

– Да, – согласился он, – но добрый. А мы, шизофреники, как раз страдаем из–за враждебности окружающих, мы притягиваем к себе их бессознательную неприязнь.

– Я знаю. Телепатический фактор. С Клеем тоже так было – все хуже и хуже, пока… – Дорин бросила на него взгляд. – С параноидальным исходом.

– Это самое неприятное в нашем состоянии – постоянное осознание подавленных, загнанных вглубь садизма и агрессии в окружающих нас людях, даже незнакомых. Мы впитываем это в ресторанах… – он вспомнил о Глобе, – в автобусах, театрах, ощущаем в толпе.

– Вы не знаете, чего хочет Арни от этого мальчика Стайнера? – спросила Дорин.

– Ну, теория предвидения…

– Но что Арни хочет узнать о будущем? Не знаете? И вам даже не придет в голову попытаться это выяснить.

Действительно. Он не был любопытен.

– Вы удовлетворены своей технической задачей, – медленно проговорила она, изучающе глядя на него, – созданием необходимой аппаратуры. Это плохо, Джек Болен, это – нехороший признак.

– Да, – кивнул он, – это особенность шизоидов – удовлетворяться чисто техническими проблемами.

– И вы не спросите Арни?

Он почувствовал неловкость.

– Не мое дело. Работа интересная, и мне нравится Арни, нравится больше, чем мистер И. Я не любопытен. Таков уж я уродился.

– А я думаю, вы боитесь. Только не могу понять почему – вы смелый человек, но где–то глубоко внутри чего–то страшно боитесь.

– Возможно, – с грустью ответил Джек.

И они вместе направились обратно к «Ивам».

Вечером, когда все разошлись, включая Дорин Андертон. Арни Котт сидел один в своей гостиной в самом прекрасном расположении духа. Ну и денек выдался!

Он приобрел прекрасного мастера, который уже починил его бесценный диктофон, а в дальнейшем создаст электронное устройство, которое будет расшифровывать провидческие сведения, полученные от аутичного ребенка.

Он выдоил необходимую информацию из психиатра и тут же избавился от него.

Так что в целом день выдался исключительный. Не удалось разрешить только две проблемы: клавесин до сих пор не настроен, и… что же еще? Вылетело из головы. Арни попытался вспомнить, сидя перед телевизором и глядя на бои, транслировавшиеся из Прекрасной Америки – американской колонии на Марсе.

Наконец память прояснилась. Смерть Норба Стайнера. Он лишился источника контрабандных продуктов.