Его рука в надлежащей перчатке в пасти врага. Его пальцы находят споры-щупальца и отрывают их. Они хрупкие, легко приходят в аэрозольное состояние, как и все грибные инфильтраты. Так положено, и этим в особенности, хотя Шесть Ливень не знает этого. Им вряд ли нужно пребывать в таком твердом состоянии, как сейчас – в таком виде не разрастись, не отправиться на бесплодные поиски нового местечка, где можно поселиться, чтобы предаться молчанию и гниению, чтобы бежать из руин старого дома. Шесть Ливень вытаскивает находку изо рта инородца, радуясь с болезненно-возбужденным беспокойством, что на нем дыхательная маска, вдвойне-втройне радуясь, потому что теперь, когда он их отломал, эти штуки, вероятно, разбрасывают споры по всей лаборатории. Придется закрыть всю медицинскую часть согласно протоколу обращения с загрязнителями. Как только он взглянет на эту дрянь в микроскоп…

Вытаскивая споры изо рта инородца, он не замечает, что острый зуб во рту – зуб хищника, падальщика – разрезает его перчатку насквозь и проходит по подушечке у основания его большого пальца. Боли он не чувствует, зуб слишком острый, чтобы причинить боль от пореза, – крохотное идеальное рассечение, Шесть Ливень совершенно не замечает его. Ему предстоит провести микроскопический анализ.

Да, это гриб – микроскопический анализ подтвердил. Шесть Ливню этот вид гриба неизвестен, но он никакой не миколог. Микологи обычно икспланатли, а у солдата Флота нет времени на такую подготовку. Для этого нужно писать научные труды, а Шесть Ливень предпочтет каждый день лечить раненых. Но он считает, что это гриб, по крайней мере, ничто другое, а это означает, что его выводы должны быть переданы вверх по иерархической цепочке. Он на скорую руку делает голограммы с помощью своей облачной привязки, подключенной к скану микроскопической съемки, и на одном дыхании сочиняет краткую сопроводительную записку из тех, что даже не требуют инфокарт для отправки. В записке говорится: МЕДИЦИНСКИЙ ПРИОРИТЕТ: В ТЕЛЕ ИНОРОДЦА РАСТУТ ЧУЖЕРОДНЫЕ ГРИБОВИДНЫЕ ИНФИЛЬТРАТЫ, СМ. ПРИЛОЖЕНИЕ. Он отправляет все это сразу на облачные привязки всем, имеющим отношение к медицине на корабле «Грузик для колеса», а также Двадцать Цикаде, о котором Шесть Ливень думает только как об «адъютанте». Двадцать Цикада подписан на все приоритетные сообщения, о чем Шесть Ливень не знает, однако если бы знал, то счел бы такое ужасно досадным: звезды небесные, столько отрывающих от дела посланий каждую минуту, даже представить невозможно!

Поскольку Двадцать Цикада получает все приоритетные послания, он прибывает в медицинскую часть почти вовремя, чтобы изменить то, что затем происходит. Почти. Но не совсем.

Шесть Ливень прилаживается к объективу микроскопа, чтобы разглядеть получше, вращает голограмму, пытается получить более сложное и четкое представление о том, как растут споры гриба; это похоже на фрактал, на нейронную сеть, и его все сильнее одолевает любопытство. Он поднимает руку, чтобы развернуть голографическое изображение в воздухе, и чувствует, как что-то горячее и жидкое скатывается по его запястью.

Красное. Кровь. Его кровь.

Он смотрит на руку. Думает: «Я не помню, как порезался».

Теперь он чувствует боль. В большом пальце. В остальных пальцах, в запястье. Как будто жжет. Словно он, заметив кровь, вызвал боль. Его рука густо покрыта кровью. Но кровь какая-то не такая. Кровь не должна быть такой густой, как если бы все факторы свертываемости взбесились. Его охватывает ужас. Он уверен, что у него шок. Дыхание вырывается из его груди спертыми сиплыми комками. Он крутит перед глазами рукой. Порез ниже большого пальца, ранка широко раскрылась, ее края покрылись белым грибным налетом. Как те образцы, что он разглядывал в микроскоп. Они произрастают из него.

Они растут. Все новые и новые появляются из ранки, одна за другой, он видит, как они расцветают. Его кожа рассекается по краям ранки, давая грибам больше места. Ему больно, больно внутри расширяющегося пореза. Странное несильное жжение. Ему почему-то трудно дышать. В его большом пальце – гнездо инфильтратов, он поднимает другую руку, пытается вырвать изнутри это чужеродное, освободиться от него…

Они легко разламываются. Но продолжают цвести. Их все больше. Они уходят вглубь. Они в его венах, артериях, душат его белым и красным. Это объясняет проблему с фактором свертываемости, думает он. Ему трудно дышать. Он не знает – то ли они у него в легких, то ли у него поверхностная сверхчувствительность, потом он оказывается на полу, а потом…

Хор, как далекий плач, словно музыка, все еще играющая в его аудиоплантах, отдается эхом и становится странной, она полна голосов – так не может петь ни один брызго-гармонист, какой-то доносящийся до него шум, пение «мы»…

…абсолютно ничего.

Женщина таких пропорций, как Девять Гибискус, и с легко узнаваемыми знаками различия все же могла удивить кого-нибудь на борту «Грузика для колеса» своим неожиданным появлением в месте, где ее никто не ожидал увидеть, – могла, хотя вероятность этого и была чрезвычайно мала. Причина этого заключалась в предназначенной для «Осколков» программе, которую она еще давно отказалась стирать из своей облачной привязки: с помощью этой программы она, проявляя некоторую осторожность, могла проникнуть в коллективное видение всех пилотов «Осколков» на флагмане и тригонометрически определить местонахождение нужного ей человека с помощью трех сотен пар глаз. При условии, что столько пилотов в этот момент задействовали свои облачные привязки и что ей удастся манипулировать множественностью углов зрения достаточно долгое время, чтобы получить результат. Все равно что стоять на мостике и перебирать картинки всех камер наблюдения, только быстрее. Мобильнее.