Левая рука по-прежнему слушалась плохо, хотя он пытался ей двигать, даже брал в нее меч и размахивал, морщась от боли, скрежеща зубами от невозможности как следует сократить мускулы.

Нефритовая Жаба пытался помочь, втыкал в плечо и локоть иголки, прижигал какие-то точки на спине конунга. После этого делалось лучше, но затем пострадавшая в схватке с Сян-лю конечность вновь «замерзала», становилась вялой, хотя и не так, как раньше…

По крайней мере, Ивару очень хотелось в это верить.

С того момента, как покинули Ваньсянь, порт его не изменился – те же корабли у причалов, суета на берегу. Ивар попытался разглядеть драккар, но не смог, тот скрывали высокие борта больших джонок.

– Спасибо, что путешествовали с нами, – кланяясь, забормотал Лоу Цзи, когда на борт с грохотом легли сходни. – Да благословят вас все боги долголетия и счастья, а зловредные призраки бегут прочь.

– А ты не забывай пить ту настойку, что дал тебе я, – напомнил Нефритовая Жаба, – и тогда твоя печень будет кротка, словно молодая жена.

– Спасибо, спасибо… – заблеял им в спины купец.

Под ногами заскрипели доски причала, Ивар ощутил запах грязной воды, рыбьих внутренностей. Мимо протопала вереница полуголых грузчиков, сутулых, широкоплечих, и они оказались на берегу.

– Я отправлюсь во дворец Сына Неба, – сказал Нефритовая Жаба. – Мы вернулись, и правителю Чжунго лучше узнать об этом из первых уст… Ты можешь пойти со мной, если хочешь.

– В таком виде? – Ивар оглядел себя: одежда поношенная и грязная, один сапог порвался так, что пришлось завязать веревкой, новыми выглядят только ножны от меча сидхе. – Нет уж, я сначала на корабль, а уж потом, если Сын Неба захочет, я загляну к нему.

– Ладно, давай так. Если что, я знаю, где тебя искать, – и даос, отвесив поклон, скрылся в толпе.

Конунг неспешно пошел вдоль берега, привыкая к толкотне и гаму, к тому, что вокруг много людей. Когда увидел знакомый драккар, стоявший на том же месте, сердце радостно встрепенулось – сам корабль цел, а значит, и с дружинниками, скорее всего, ничего не случилось.

Вступил на причал, солдат-ханьцев на нем не обнаружилось – видимо, пост убрали, когда варвары и их судно перестало быть диковинкой, сделалось настолько же привычным, как городские стены и река.

Сидевший на борту воин обернулся на звук шагов, глаза его расширились.

– Конунг? – голос прозвучал тонко, как визг обрадованного возвращением хозяина щенка, но тут же перешел в торжествующий рев. – Конунг вернулся, клянусь подмышками Фрейи!

Ивар улыбнулся, поднял руку, показывая, что не надо так орать.

Но рядом с первым возникли еще дружинники, загалдели разом, так что слышно было по всему порту.

– Где? Где? – через толпу протолкался Гудрёд. – Точно, не морок! Слава асам! Где остальные?

Судя по лицам, еще не сообразили, что вернулся один, думают, что прочие где-нибудь на корабле, привезшем их сюда, задержались во дворце императора, в Зеленых теремах или еще где.

– Пируют с эйнхериями, – сказал Ивар, ворочая тяжелым, будто свинцовым языком.

Крики смолкли, воины уставились на конунга с недоумением, словно он только что признался в женовидности.

– Что? Все? – спросил Гудрёд, желтые, точно такие же, как у Рёгнвальда глаза стали растерянными. – Но отчего тогда я не почувствовал, когда брат… почему, нет, невозможно…

– Он пал в Нифльхейме, среди льдов и холодного тумана, там, где тяжело выжить не только человеку, но и богу, – Ивар подошел к драккару, перелез через борт. – Возможно, из‑за этого твое чутье отказало.

Увидел Ингьяльда, на белом лице которого жили только глаза.

– Я раскидывал руны, – медленно проговорил эриль. – Они показывали странное, я не мог понять… И наставник пал там же?

– Да, в бою.

– А с рукой?.. – острый взгляд Ингьяльда заметил то, на что простые дружинники не обратили внимания.

Радость на лицах сменилась потрясением, вопли – негромкими разговорами.

– Осталась там же, где и Арнвид, и Нерейд, и прочие… а вместо нее приделали это, – сказал Ивар. – Ладно, потом посмотришь, что с ней… – он повысил голос. – Смерть ждет каждого, так что нечего печалиться! Вытаскивайте пиво, помянем тех, кто погиб во время нашего похода! Или вы все вылакали?

– Немного есть, – сообщил Гудрёд. – Кроме того, мы купили местного… и вина тоже.

Вытащили два бочонка, что остались из захваченных еще с родины запасов, запахло хмелем, и запах этот взбодрил Ивара сильнее, чем все снадобья Нефритовой Жабы. Взяв кружку, на боках которой повисли разводы пены, похожей на седые усы, он поднял ее повыше и возгласил:

– Пусть вечно радует слух павших звон оружия и смех соратников!

– Пусть радует! – громыхнули дружинники так, что с городской стены с карканьем сорвалась ворона, джонка, стоявшая у соседнего причала, слегка качнулась, а по палубе ее забегали ханьцы.

Домашнего пива хватило на первый тост, затем выкатили бочонки с местным, пресноватым и слабым, извлекли большие кувшины с вином и брагой, которую обитатели Чжунго гнали из всяческих плодов. Помянули Арнвида, пожелав ему не особенно разборчивых валькирий и мягкой печени Сехримнира, вспомнили Нерейда и выпили за то, чтобы он не разозлил Отца Ратей своими шуточками…

А то окажется под землей в компании с ядовитой змеюкой.

Дружинники захмелели, на лицах тоска по умершим сменилась пьяной удалью, глаза заблестели. Разговоры пошли бессвязные, как обычно во время попойки, каждый принялся говорить свое, и все громче, чтобы переорать остальных, над драккарам поднялся гвалт.

Ивар сидел на одной из носовых скамей, вино и пиво брали плохо, хотя пил много. Чувствовал не радость победителя, единственного выжившего в небывалом походе, а смутную тоску.

Понимал, что теперь все будет не так, как раньше…

– Давай, расскажи, что у вас тут происходило, – попросил он Гудрёда.

– Да ничего особенного, – тот махнул рукой. – Скучали, дни считали… подрались пару раз.

– Лучше ты, конунг, поведай, где был, и что видел! – влез один из молодых дружинников, могучий, почти как Кари, со светлыми волосами и темными, как терн глазами.

– Я не скальд, меч мой быстрее языка, но я попробую…

Он заговорил, с трудом подбирая слова, пытаясь ничего не упустить, вспомнить интересное, что было в пути. Самые буйные гуляки примолкли, на тех, кто не понял сразу, шикнули, а наиболее упившегося, что продолжал орать похабную песню, тюкнули по башке и уложили под лавку.

Ивар поведал про храм Рассветных Лотосов, горы и жилища отшельников, загаженный Куньлунь, путь через Преисподнюю, схватки с Гун-гуном и его сыновьями, смертоносный Нифльхейм…

– Небывалое дело, небывалое… – прошептал Ингьяльд, стоило конунгу замолчать.