Вдвоем кое-как выволокли плот на сушу, и полдня потратили на то, чтобы починить его.

– Давай я на руль, – предложил Нефритовая Жаба.

– Видит Яльфад, я не смогу нормально грести, – признался Ивар через сжатые зубы: в этот момент ненавидел себя за немощь, и больше всего на свете хотел провалиться сквозь землю: пусть даже обратно в Нифльхейм, лишь бы не признаваться в собственной немощи, не видеть чужой жалости.

На лице даоса отразилось сомнение.

– Ладно, оставим… – сказал он. – Буду молить небесных наставников, чтобы они дали тебе зоркость.

Они вновь оказались на воде, и Ивар заворочал рулевым веслом, направляя плот в проход между камнями. Проскочили через него легко, но впереди оказались еще валуны, и пришлось пускать в ход шест, который Нефритовая Жаба сделал, пока они находились на берегу.

Сам едва не улетел в воду, но они ушли в сторону, рядом промелькнула серая стена, вся в капельках влаги. Ивару плеснуло в лицо, плот захрустел, его качнуло, они очутились на свободном от камней участке реки, зато спереди донесся негромкий, но мощный рев.

– Похоже, там пороги, – сказал даос. – Придется слезать на берег и идти пешком.

– А может, рискнем? – предложил конунг. – Двум смертям не бывать, а от одной не уйдешь… после того, что мы вынесли, какие-то пороги – ерунда… может быть, хватит моей удачи, чтобы пройти через них?

Сам понимал, что лезет на рожон лишь ради того, чтобы доказать себе, что еще чего-то стоит. Судя по тому, что Нефритовая Жаба глянул на левую руку спутника, он тоже догадывался, в чем тут дело.

– Ну, хм… как знаешь, – протянул он. – Если мы перевернемся, я тебя, скорее всего, не вытащу, ведь ты весишь даня три, не меньше, и все Восемь Бессмертных не помогут тебе выплыть самому.

– Я знаю.

– Тогда рули получше, – и даос отвернулся.

Течение ускорилось, в волнах цвета стали замелькали островки пены, появились камни, сначала маленькие, затем крупные, похожие на миниатюрные горы, воткнутые посреди потока чокнутым ханьским богом. Река свернула, и открылись пороги, закутанные в пелену брызг, ревущие и грозные.

Ивар мгновенно оглох, рулевое весло едва не вырвало из руки.

С трудом удержал его, они влетели в брызги, и одежда намокла, неприятно облепила тело. Рядом пронесся камень, похожий очертаниями на крепостную башню, лишь чудом разминулись со следующим, напоминавшим кулак йотуна.

Сбоку ударила волна, на миг плот стал почти вертикально, и Ивар вцепился в скользкие бревна, едва не вонзил ногти. Понял, что сползает, увидел, что Нефритовая Жаба даже в этом положении ухитряется работать веслом, и что сидит так, словно приклеился задом к бревнам…

Плот рухнул обратно, конунг больно ударился локтем, принялся выруливать вправо.

– Не спи, варвар! – крикнул даос. – Не то проснешься уже на дне!

Со всех сторон клокотала вода, видно было плохо, все терялось в брызгах и пене, волны сталкивались, будто дрались из‑за того, кто доберется до людей первым, валуны летели навстречу, как выпущенные из лука стрелы.

Ивар едва успевал поворачивать весло, дышал с трудом, в легких хлюпало, словно там разлилось болото. Правая рука, какой только и орудовал, болела так, точно целый день махал даже не мечом, а тяжелым колуном, или вовсе тягал сети с рыбой или веревки на драккаре.

Очередной камень со скрежетом проехался по крайнему стволу, по воде поплыли лохмотья древесины, мелкая стружка.

– Немного осталось! Держись! – рявкнул обернувшийся Нефритовая Жаба.

Глаза у него были вытаращенные, сумасшедшие, мокрые волосы свисали на плечи черными сосульками.

– Еще как держусь, – пробурчал Ивар, – не отцепишь.

Река вновь повернула, и пришлось налегать на весло, давить, чтобы не выбросило на отвесный берег, при ударе о который затрещат не только бревна, а еще и хрупкие человеческие кости.

Но когда сделал это, обнаружил, что впереди чисто, реку видно на два полета стрелы.

– Неужели все? – просипел конунг.

– Похоже на то, – откликнулся даос. – Давай, правь к суше, обсохнем хотя бы.

Река расширилась, течение ослабело, а волны сменились рябью, что не покачнет даже щепки. Плот ткнулся в берег, оба соскочили в воду, одним махом выдернули легкий «корабль» на сушу.

– На тебе костер, – сказал Нефритовая Жаба, – а я еду добуду…

Несколько дней провели на воде, приставая только на ночь.

Еще дважды встречали пороги, но не такие страшные, как первые, один раз чинили плот, заменяя разлохматившиеся веревки. Лес тянулся по берегам все такой же безлюдный, с ветвей удивленно смотрели на двух людей небольшие черно-белые медведи, протяжно кричали птицы.

Поток становился все шире, с обеих сторон в него впадали ручьи и речушки помельче. Плескала рыба, Нефритовая Жаба не упускал случая порыбачить, и получалось у него здорово.

Он вырезал себе новый посох, присобачил к нему верхушку от старого, и колокольчики зазвенели по-новому, веселее, чем раньше. Халат выполоскал, и тот хоть и не стал менее рваным, вернул себе прежние яркие цвета.

Горы на западе исчезли из виду, словно втянулись за край земли.

На пятый или шестой, Ивар сбился со счета, день увидели на берегу вырубку, затем проплыли мимо торчащих из воды кольев.

– Скоро должна быть деревня, – сказал даос.

– А нас там не попытаются принести в жертву Хозяину Чистого Неба? – спросил Ивар. – Храм Рассветных Лотосов, как я понимаю, как раз где-то в этих местах.

– Это… может быть, – с неохотой признал Нефритовая Жаба. – Но с реки мы все равно никуда не денемся.

Деревня показалась вечером – река сделала поворот, и открылись стоявшие на берегу дома, перевернутые лодки, развешенные для просушки рыбацкие сети. Плот увидели, послышались возбужденные голоса, забегали дети, к воде поспешили мужчины в конусовидных шляпах.

Ивар повернул рулевое весло, и их «суденышко» пошло к суше.

– Мир и благоволение Небес вам, добрые люди! – громко сказал Нефритовая Жаба, когда до берега остался с десяток шагов. – Мы – мирные странники, просим вашего гостеприимства…

Ивар подвинул руку ближе к мечу – правая, слава асам, в порядке.

Среди обычных хижин виднелось сооружение с огромной треугольной крышей, очень похожее на храм Рассветных Лотосов, и конунг готов был поклясться, что перед ним имеется плоский жертвенник, а внутри – статуя волосатого змеечеловека с множеством рук.

Но крестьяне, в просторных рубахах, коротких штанах и шляпах похожие, словно братья, смотрели без враждебности. На лицах с узкими черными глазами отражалось любопытство, ну а на желто-алый халат даоса и вовсе поглядывали с уважением – знали, кто носит такое.