загруженному транспортом Сеулу в окружении такого количества мигающих световых сигналов, систем навигации и всевозможных других цифровых устройств. По моим наблюдениям, автомобиль имел как минимум три цифровые системы навигации, различавшиеся степенью разрешения и сложности. Самая сложная давала четкое трехмерное изображение улиц Сеула, на вид вполне реалистичное. Забавно, что все системы одновременно говорили вслух: разные женские голоса, по-видимому, выдавали одни и те же инструкции по вождению, но разным тоном и на разной высоте.

Не имея возможности предаться любимому занятию — болтать с водителями такси в разных частях света о том, что происходит у них в городе, я решил рассмотреть Сеул через окно.

Понятное дело, когда мы подъехали к главному входу в отель, лампочка над прорезью для карты загорелась вновь. Я быстро вставил кредитную карту и стал ожидать простейшего сигнала присутствия другого человеческого существа — прощания. Вместо этого я получил обратно лишь свою кредитную карту, чек и компьютерное предупреждение не хлопать дверью.

Никакого человеческого контакта, человеческого голоса, никакой социальной синхронизации не произошло во время этой корейской поездки. Меня приняли чрезвычайно сердечно, как всегда, когда я бываю в Корее, но во главе угла явно стояла эффективность, а не человеческое общение. Меня доставили по правильному адресу, лишних денег с меня не взяли, ну и достаточно.

Но достаточно ли?

В ретроспективе, хотя довольно долгое время после этой поездки я грустил по поводу того, что корейский водитель переживает каждый день — одиночество, физический и психологический стресс от заключения в тесной плексигласовой коробке, — я понял, что его судьбу, какой бы печальной она мне ни казалась, нельзя считать худшим возможным сценарием. Вообще говоря, в 2015 году у него все еще была работа, и он зарабатывал делом, которое вскоре могло исчезнуть из списка ментальной двигательной активности, позволяющей людям зарабатывать на жизнь. Как утверждают некоторые производители, в быстро развивающемся мире цифровой автоматики очень скоро появятся машины с автопилотом. И, как уже случилось с миллионом рабочих мест в прошлом и, совершенно очевидно, произойдет с еще большим числом рабочих мест в будущем, вождение автомобиля за деньги вскоре может остаться лишь на страницах исторической литературы.

В своей книге «Роботы наступают. Развитие технологий и будущее без работы» футурист Мартин Форд показывает, как экспоненциальный рост цифровой и роботизированной автоматики способен в ближайшем будущем привести к волне массовой безработицы и экономическому коллапсу в результате снижения активности потребительского рынка, поскольку число неработающих людей намного превысит число тех, кто зарабатывает на жизнь собственным трудом. Во вступлении Форд напоминает, что «механизация сельского хозяйства привела к исчезновению миллионов рабочих мест, вынудив толпы ставших ненужными батраков отправиться в города в поисках работы на заводах и фабриках. Потом, в эпоху всеобщей автоматизации и глобализации, настал черед промышленных рабочих, которым пришлось переквалифицироваться и трудоустраиваться в сфере услуг».

И если его предсказания справедливы, беспрецедентный уровень безработицы, который может нас ожидать в ближайшие два десятилетия (порядка 50 %) из-за экспоненциального развития робототехники и цифровых технологий разного рода, превзойдет все прошлые волны безработицы, вызванные внедрением новых технологий на протяжении всей истории человечества. По мнению Форда, нынешняя волна вытеснения людей с рынка занятости является главным риском для всей мировой экономики и для выживания миллиардов людей. Парадоксальным образом первый удар этого идеального шторма, по-видимому, ощутят на себе наиболее развитые страны, такие как США, где цифровая/роботизированная автоматика и рост финансовой составляющей валового внутреннего продукта, вероятно, внесут свой вклад в самое массовое исчезновение рабочих мест за самый короткий промежуток времени.

Форд указывает, что в первое десятилетие этого столетия вместо 10 миллионов рабочих мест, требующихся для сохранения естественного прироста рабочей силы, американская экономика выдала шокирующий показатель — ноль новых рабочих мест. В добавление к этой пугающей статистике выясняется, что по графикам роста производительности экономики и дохода трудящихся в США с 1948 по 2017 год (наиболее свежие данные Института экономической политики представлены на рисунке 12.1) видно, что эти две кривые, которые на протяжении двадцати пяти лет следовали одним и тем же курсом, после 1973 года стали заметно расходиться. В результате к 2017 году зарплаты выросли на 114,7 %, тогда как производительность подскочила на 246,3 %. Это означает, что вместо ожидаемого среднего дохода семьи суммой около 100 800 долларов в год при адекватной корреляции между зарплатой и невероятным ростом производительности американским семьям пришлось столкнуться с ростом цен на медицинское обслуживание, образование и другие основные бытовые расходы при средней зарплате около 61 300 долларов в год.

Рис. 12.1. Сравнение суммарных процентных изменений производи-тельности и почасовой оплаты рабочих в США с 1948 по 2017 год (воспроизводится с разрешения из статьи Института экономической политики The Pay-Productivity Gap, 1948–2017, August 2018).

Форд утверждает, что такое же явление, хотя и в разное время, наблюдалось в 38 из 56 стран мира, включая Китай, где обыденность массовых увольнений вследствие автоматизации производства уже стала реальностью для рынка рабочей силы. В некоторых странах доля расходов на заработную плату сократилась еще в большей степени, чем в Соединенных Штатах. В результате за первое десятилетие XXI века произошло значительное увеличение социального и экономического неравенства и наметилась неприятная тенденция массового сокращения рабочих мест. Процитирую еще раз Мартина Форда: «По данным ЦРУ, неравенство доходов в США приблизительно сопоставимо с ситуацией на Филиппинах и существенно превышает аналогичные показатели в Египте, Йемене и Тунисе».

Еще хуже, что рождающиеся сейчас американцы, по-видимому, будут гораздо менее подвижны в экономическом плане, чем их сверстники из большинства европейских стран, а это, как справедливо замечает Форд, серьезно подрывает широко известное заявление о том, что американская мечта о карьерном росте за счет собственных усилий, достоинств и настойчивости все еще жива и здорова. Картина становится еще более пугающей, если вспомнить о том, что в современной мировой экономике исчезают не только низкоквалифицированные, производственные и другие рабочие профессии: цунами безработицы уже достигло райских берегов сферы белых воротничков и начало захлестывать специальности, исчезновение которых под натиском цифровой революции большинство людей не могли предвидеть. Давление испытывают журналисты, юристы, архитекторы, банковские клерки нижнего звена, врачи, ученые и, что забавно, даже высококвалифицированные работники самой сферы цифровой индустрии, которая запустила эту тенденцию. Как сообщает Форд, традиционная идея 1990-х годов о том, что ученая степень в области компьютерных наук или инженерии обеспечит молодым американцам хорошую позицию на рынке труда, в современных условиях становится мифом.

Форд приводит несколько примеров, иллюстрирующих ход мысли людей, которые не желают даже на тысячную долю секунды представить себе социальные