радио воздействует интимно, с глазу на глаз, предлагая мир бессловесной коммуникации между пишущим-говорящим и слушателем. Это непосредственный аспект радио. Приватный опыт. Подпороговые же глубины радио заражены резонирующими отзвуками племенных горнов и древних барабанов. Это заложено в самой природе данного средства, обладающего способностью превращать душу и общество в единую эхокамеру». Это полностью соответствует ситуации в Руанде. Маклюэн продолжает: «Радио дало первый массивный опыт электронного взрыва вовнутрь, этого обращения вспять всего направления и смысла письменной западной цивилизации. Для племенных народов, все социальное существование которых есть расширение семейной жизни, радио будет оставаться агрессивным опытом».

По мнению Маклюэна, отвратительные сценарии с применением насилия могут стать реальной проблемой, если радиосообщения будут использованы в качестве инструмента управления авторитарными режимами, пытающимися навязать единое мировоззрение плохо информированному или необразованному населению, не имеющему независимых источников для проверки или критического анализа информации. В этом смысле Маклюэн вновь очень близко подходит к моему определению информационного вируса в качестве потенциального триггера формирования человеческих мозгосетей, которые синхронизируются в большом масштабе, а будучи «инфицированными», коллективно решаются на такие действия, которые люди поодиночке или без подстрекательства никогда бы не предприняли. Что бы сказал Маклюэн, если бы дожил до сегодняшнего дня и обнаружил цунами так называемых фейковых новостей, распространяемых в социальных сетях?

Маклюэн полагал, что технологии массовой коммуникации обеспечивают способ для синхронизации «коллективного бессознательного» Юнга, для его высвобождения из глубин мозга человеческих сообществ и подавления рационального осознанного мышления или любого социального давления, которое в норме блокирует его полное выражение в форме отвратительного коллективного поведения. «Радио обеспечивает ускорение информации, вызывающее, в свою очередь, ускорение в других средствах. Оно определенно сжимает мир до размеров деревни и создает ненасытную деревенскую тягу к сплетням, слухам и личной злобе».

Одной из самых знаменитых метафор Маклюэна стало его предсказание о том, что широкое распространение по всему миру электрических средств коммуникации приведет к рождению «всемирной деревни» — состояния полнейшей соединенности людей, в котором происходит коллапс коммуникационного пространства и времени. Другой его известный афоризм — «Средство само есть содержание».

В одной из самых пророческих своих работ Маклюэн точно описывает жизнь, которую обеспечат нам электрические коммуникационные технологии будущего: «В эпоху электричества, когда наша центральная нервная система, технологически расширившись вовне, вовлекает нас в жизнь всего человечества и вживляет в нас весь человеческий род, мы вынуждены глубоко участвовать в последствиях каждого своего действия. Нет более возможности принимать отчужденную и диссоциированную роль письменного человека Запада».

По большей части я считаю, что Маклюэн был прав: появление волн новых электронных средств коммуникации, и особенно широкое распространение интернета во всех уголках Земли, действительно привело к возникновению «всемирной деревни». Однако становится все более очевидно, что утопия «всемирной деревни» Маклюэна точнее отражает степень потенциальной коммуникабельности, или проникновения, достигнутую благодаря нашей последней и наиболее продвинутой коммуникационной технологии — интернета, чем описывает главные вызванные (или, я бы сказал, высвобожденные) ею последствия для общества. Забавно, что все больше людей сходятся во мнении о том, что чем сильнее мы связаны, тем более фрагментарными и конфронтационными становятся наши общественные связи. Стоит только проанализировать эффект, производимый невероятно популярными социальными сетями, чтобы подтвердить идею о том, что люди, живущие в нашем современном обществе с чрезвычайно развитой системой коммуникаций, все сильнее ограничивают свои обычные социальные взаимодействия в пользу виртуального общения. Во всех случаях последний тип общения происходит в очень тесных границах тщательно построенных или подобранных виртуальных социальных групп, которые обычно ограничиваются обсуждением очень узких и специфических тем, ценностей и взглядов. В эту новую эпоху социальных сетей расхождение во мнениях не очень хорошо переносится и не приветствуется в качестве формы интеллектуального или социального общения. Гораздо более желательный и популярный подход заключается в том, чтобы окружать себя и постоянно общаться с людьми, которые думают как вы и разделяют с вами общие политические, религиозные, этические, моральные или культурные взгляды.

Более того, в виртуальном мире социальных сетей отмена некоторых традиционных ограничений, характеризующих реальное социальное общение (первый уровень в схеме Юнга), может способствовать широкому распространению в киберпространстве агрессивного, предвзятого и даже жестокого языка, а также позорных актов «линчевания или травли виртуальными бандами», ставших в такой среде почти обычным делом. В этой связи я часто задумываюсь, как бы реагировал Маклюэн, если был бы до сих пор жив и анализировал бы наше нынешнее рутинное общение, в котором активированы все возможности коммуникации и статуса гиперконнективности, присущие его «мировой деревне», как и ее главный побочный эффект — своеобразный возврат к племенному образу жизни, характерному для наших предков охотников и собирателей десятки тысяч лет назад. Как бы Маклюэн отреагировал на то, что современная ситуация в истории человеческих социальных отношений — тенденция, рожденная жгучим желанием развивать технологии, усиливающие наши коммуникационные способности до такой степени, что мы поистине сочленяем свой мозг с распределенной виртуальной нервной системой, — на нашем примере еще раз подтвердила универсальность теоремы Пуанкаре о возвращении?

Я почти слышу ответ Маклюэна: «Став членом племени, остаешься членом племени навсегда, вне зависимости от среды!»

Чтобы у вас не сложилось впечатления, что сочетание ментальных абстракций, «вирусных информационных инфекций» и массовой коннективности может усиливать лишь те мозгосети, которые сеют разорение, происходящее из нашего племенного ментального наследия, я хотел бы в завершение этой главы подчеркнуть наличие у этой нейробиологической монеты другой, гораздо более позитивной стороны. В рамках релятивистской теории мозга описанные выше нейрофизиологические механизмы также могут объяснить, каким образом группы людей на всем протяжении истории постоянно и в массовом масштабе прилагали совместные усилия, добиваясь величайших технологических и интеллектуальных достижений человечества.

Как мы уже видели, способность людей к сотрудничеству проистекает из возможности интеллектуального взаимодействия в больших группах людей, разделяющих одни и те же методы, идеи и взгляды. Эта долгосрочная человеческая практика привела к созданию, развитию и сохранению на протяжении длительных отрезков времени множества школ мысли, бесчисленных культурных традиций и гигантского числа художественных и научных направлений. Изобретение новых способов массовой коммуникации (письменного языка, печати и других средств) в дополнение к устной речи позволило людям расширить рамки своей кооперации до такой степени, что в нее стали вовлекаться люди, находящиеся на значительном расстоянии друг от друга (пространственный резонанс) или, что еще более удивительно, живущие в разные времена (временной резонанс).

Легкость образования человеческих мозгосетей за счет распространения «информационной вирусной инфекции» также объясняет, каким образом большие социальные группы разделяли и принимали новые ментальные абстракции, настроения, идеи, эстетические ощущения или мировоззрения, которые после возникновения в какой-то период широко распространялись в человеческом обществе. Эту