синхронизации такой мозгосети уже не важно, идет ли речь о хуту и тутси в Руанде или о военачальниках враждующих армий Первой мировой войны. В дезориентирующем тумане конфликта не на жизнь, а на смерть между разными группами людей никто не застрахован от синхронизации и встраивания в мозгосеть, способную привести к смертельному исходу, невообразимому и непростительному для каждого человека в отдельности.

Поразмыслив о природе подобного катастрофического коллективного поведения людей в контексте результатов, полученных в нашей лаборатории при изучении мозгосетей, я пришел к заключению, что такие примеры полнейшего коллективного ослепления в смысле рационального мышления, как битва на Сомме, геноцид в Руанде и многие другие в равной степени ужасные антропогенные катастрофы, хотя бы отчасти определяются механизмом, описанным в предыдущих главах книги. В двух словах: я предполагаю, что катастрофические последствия, вызванные действиями больших групп людей, в целом являются результатом способности мозга социальных приматов вовлекаться в синхронизированные мозгосети с участием большого числа индивидуумов. В экстремальных ситуациях, описанных в этой главе, межмозговая синхронизация происходит с вовлечением кортикальных и субкортикальных структур, отличных от моторной коры, опосредовавшей мозгосеть между Пассажиром и Наблюдателем, о которой говорилось в главе 7. Однако для деструктивной широкомасштабной межмозговой синхронизации такого рода должны соблюдаться некоторые условия. Во-первых, в социуме должна возникнуть мощная ментальная абстракция — возникнуть и распространиться так широко, что она будет принята подавляющим большинством членов группы в качестве общепризнанного мировоззрения или истины. Для достижения этого порога ментальный конструкт должен максимально просто и примитивно взывать к основным инстинктам и архетипам, встроенным в наш социальный мозг: почти маниакальное желание принадлежать к тесной группе избранных, разделяющих общие ценности, убеждения, предрассудки и взгляды на жизнь, и, что еще важнее, желание бороться и уничтожать «врага» — архетип «дьявола», символ абсолютного антитезиса, который любой ценой должен быть нейтрализован и уничтожен, поскольку именно в нем состоит причина и суть всех проблем, угрожающих жизни племени. Иными словами, люди, как и все животные, хранят в глубинах мозга следы и остатки зафиксированного поведения и мышления, имевшего в прошлом большую адаптационную ценность, и потому очень легко поддаются ментальным абстракциям, обращающимся к этим врожденным примитивным убеждениям и стереотипам ментальных построений. Таким образом, вовлечение в такие мозгосети происходит достаточно легко, несмотря на тот факт, что наша разросшаяся кора и наша способность в процессе образования обучаться новым социальным нормам и этическим и моральным ценностям налагают некоторые ограничения на выражение этих примитивных инстинктов.

Когда в социальной группе начинает доминировать такая ментальная абстракция, как ненависть, возникшая из-за искусственного этнического деления на хуту и тутси, мозгосети становится нужен лишь сигнал, который я называю информационным вирусом, и среда, в которой его можно широко распространить. А затем, когда размер такой человеческой мозгосети превышает некое критическое значение, она начинает действовать подобно нелинейной динамической системе Пуанкаре с фактически непредсказуемым поведением. В таком неконтролируемом динамическом режиме человеческие мозгосети способны на безудержное насилие, что мы и наблюдаем во время войн, революций, геноцида и при других антропогенных зверствах.

Моя идея о существовании в мозге всех людей общего набора врожденных способов мышления и действия, являющегося необходимым условием для создания крупномасштабных человеческих мозгосетей, отчасти напоминает классическую концепцию коллективного бессознательного, первоначально предложенную швейцарским психиатром Карлом Юнгом. Это подтверждается одним из его описаний человеческого подсознания, которое Юнг предложил определить следующим образом: «Более или менее поверхностный слой бессознательного, несомненно, является личным. Я называю его личным бессознательным. Однако личное бессознательное покоится на другом, более глубинном слое, который формируется отнюдь не из личного опыта. Этот врожденный глубинный слой я называю коллективным бессознательным»[34]. В следующем пассаже Юнг дополнительно прорабатывает определение бессознательного: «Я выбрал термин „коллективный“, ибо эта часть бессознательного имеет не индивидуальную, а всеобщую природу; в противоположность личной составляющей психики, она включает содержание и модели поведения, которые встречаются повсюду и у всех индивидов. Другими словами, коллективное бессознательное одинаково у всех людей, образуя тем самым универсальный психический субстрат сверхличной природы, который присутствует в каждом из нас».

Хотя в теории Юнга имеются некоторые мистические аспекты, под которыми я не стал бы подписываться, в контексте данной дискуссии представление Юнга о «коллективном бессознательном» в сочетании с накопленными на сегодняшний день нейробиологическими данными позволяет описать образование широкомасштабных мозгосетей в тех случаях, когда мозг отдельных людей заполняется информацией, действующей на их разум как некий вирус и позволяющей придать жизненно важную роль таким абстрактным концепциям высокого порядка, как родина, этническое или расовое превосходство, религиозные принципы или какие-то политические идеологии или экономические взгляды.

С точки зрения Юнга, существует четыре разряда ментальных процессов, модулирующих наше поведение. Во-первых, процессы, описывающие наши общественные связи с другими людьми — с семьей, друзьями и знакомыми. Это царство межличностных социальных взаимодействий устанавливает определенные границы приемлемого и неприемлемого поведения, накладывая некий «социальный фильтр» или ограничительную силу, диктующую наши обыденные действия. Далее следует осознанный способ действий, определяющий идентичность каждого из нас, наше эго, собственное ощущения бытия и мышления. Следующие два разряда отводятся бессознательному, которое Юнг далее делит на личный и коллективный компоненты. Личное бессознательное определяется в первую очередь разнообразным индивидуальным жизненным опытом, который постепенно накапливается в мозге вне доступа нашего сознания. Под этим личным бессознательным, по Юнгу, погребен врожденный набор инстинктов и фиксированных форм поведения и мышления, которые составляют коллективное бессознательное, более или менее одинаковое у всех нас, относящихся к одному и тому же виду людей. Юнг знал, к сколь трагическим последствиям может привести высвобождение в форме коллективного поведения и действия потенциальной энергии коллективных человеческих сил, хранящихся в крупномасштабных мозгосетях: «Едва соприкоснувшись с бессознательным, мы становимся им — мы перестаем осознавать самих себя. В этом главная опасность — древняя, как само человечество. Она инстинктивно ощущается первобытным человеком, который находится слишком близко к этой плероме, и вселяет в него ужас. Его пока неуверенное в себе сознание стоит на слабых ногах; оно еще совсем детское, ибо только-только поднялось из первоначальных вод. Волна бессознательного легко может захлестнуть его, и тогда человек забывает о том, кем он был, и совершает поступки, чуждые ему. По этой причине дикари боятся неуправляемых эмоций — под их влиянием сознание ослабевает и уступает место одержимости. Все стремления человечества, таким образом, были направлены на укрепление сознания. Этой цели служили ритуалы и догматы; они были плотинами и стенами, защищающими от опасностей бессознательного, „проклятий души“. Первобытные ритуалы, соответственно, включали в себя изгнание духов, освобождение от чар, нейтрализацию дурных предзнаменований, очищение, содействие нужным явлениям с помощью магии»[35].

Далее Юнг продолжает: