Не приходится удивляться тому, что из-за подобных идей Вейценбаум считался отщепенцем и еретиком в той самой сфере деятельности, которую он сам же и помог основать своими исследованиями. Однако и сейчас, четыре десятилетия спустя, поставленные Вейценбаумом глубокие вопросы продолжают нас волновать. За последние двадцать лет было накоплено больше наблюдений и экспериментальных данных, подтверждающих идею о том, что наши взаимодействия с цифровыми системами вовсе не безобидны и что они могут влиять на некоторые наши самые базовые ментальные функции. Это означает, что на каждое конкретное преимущество, которое мозговая функция получает в результате взаимодействия с цифровой логикой (о которых некоторые немедленно начинают кричать каждый раз, когда у кого-то возникают какие-либо возражения против натиска цифровой логики на наш несчастный аналоговый мозг), приходятся глубокие и неожиданные изменения в функционировании наших собственных органических компьютеров. Так, Патрисия Гринфилд утверждала, что данные большого числа исследований о влиянии различных средств массовой информации на интеллект и обучение показывают, что взаимодействие человека с любым типом новых коммуникационных сред приводит к когнитивной выгоде в ущерб другим ментальным способностям. В отношении взаимодействия с интернетом и экранными технологиями Гринфилд показывает, что «всеобъемлющее и сложное развитие визуально-пространственных навыков» происходит параллельно с ухудшением способности осуществлять «глубокие [ментальные] процессы», определяющие «вдумчивое приобретение знаний, индуктивный анализ, критическое мышление, воображение и размышления».

В книге «Стеклянная клетка. Автоматизация и мы» Николас Карр обсуждает широкий круг исследований, показывающих, что продолжительное взаимодействие с цифровыми системами может оказывать глубокое влияние на производительность людей — от навыков пилотов по управлению самолетом до способности радиологов распознавать изображения и творческих возможностей архитекторов. Во всех этих очень разных контекстах и состояниях результат всегда один и тот же: как только люди соглашаются на подчиненное положение по отношению к цифровой системе, перестают контролировать основные процессы и начинают лишь ассистировать руководящему компьютеру, который берет на себя основную работу по выполнению конкретной задачи (управление самолетом, интерпретация рентгеновских снимков или конструирование зданий), человеческие навыки начинают деградировать до такой степени, что в них появляются редко встречавшиеся ранее ошибки.

На рисунке 12.3 я графическим образом отразил то, что, как мне кажется, происходит в человеческом мозге в большинстве случаев, когда цифровые системы начинают диктовать людям способ функционирования в рутинных делах. В соответствии с гипотезой цифрового хамелеона продолжительное пассивное погружение в цифровые системы современных самолетов (пилоты), диагностика с помощью цифровой обработки изображений (рентгенологи) и компьютерный дизайн (архитекторы) может постепенно снижать диапазон когнитивных функций человеческого мозга путем предпочтения или даже приоритета в отношении обработки шенноновской, а не гёделевской информации. Дело в том, что если людей вознаграждать за то, что они на работе, в школе, дома или в любых других социальных отношениях ведут себя как цифровые машины, их мозг быстро адаптируется к «новым правилам игры» и радикальным образом меняет собственный способ функционирования. Эта пластичная перестройка и вызванное ею изменение человеческого поведения объясняются попытками мозга максимизировать гедонические ощущения, возникающие в результате высвобождения нейронными цепями дофамина и других химических соединений, опосредующих удовольствие. Таким образом, если внешний мир устанавливает ощутимую материальную или социальную награду за поведение, аналогичное поведению цифровых машин, человеческое творчество и интуиция могут уступать место фиксированному протоколу. Находчивость сократится до жестких алгоритмических процедур, критическое мышление будет полностью сковано слепым подчинением установленным правилам, а новое артистическое или научное мышление окажется подавлено догмой. Чем дольше подкрепляется эта обратная связь, тем в большей степени функции и поведение мозга начинают походить на функции и поведение цифровых машин. В конечном итоге эта тенденция может привести к нарушению или сокращению самых разнообразных человеческих качеств, которые зависят от выражения гёделевской информации.

Рис. 12.3. Перевернутая пирамида, иллюстрирующая очевидный контраст между свойствами гёделевской и шенноновской информации (рисунок Кустодио Роса).

Один из первопроходцев в области исследований пластичности мозга взрослых людей нейробиолог Майкл Мерзенич так высказался о возможном влиянии интернета на человеческий мозг: «Когда культура вызывает изменения в том, как мы занимаем свой мозг, она создает другой мозг». Это суровое предупреждение Мерзенича подтверждается несколькими исследованиями с визуализацией мозга, в которых продемонстрированы структурные изменения в белом и сером веществе мозга подростков с диагностированной зависимостью от интернета. Хотя для подтверждения справедливости этих заявлений требуются новые исследования с большей выборкой образцов, от этих предварительных данных не следует отмахиваться.

Однако для демонстрации неврологических или поведенческих изменений, связанных с нашей терпимостью в отношении цифровых технологий, не нужно обращаться к экстремальным случаям зависимости от интернета. Бэтси Спэрроу и ее коллеги показали, что если люди уверены, что утверждения, которые их попросили запомнить, сохраняются в электронном виде, они справляются с заданием хуже, чем контрольная группа, которая для запоминания утверждений опирается только на свою биологическую память. Это говорит о том, что делегация простого мыслительного поиска алгоритму Google, кажется, потенциально снижает способность нашего мозга надежно хранить и извлекать информацию. Эти наблюдения подтверждают нашу с Рональдом Сикурелом идею: когда мозг перегружен (информацией или необходимостью включения в решение многоцелевых задач, к которым он не подготовлен), одна из его первых реакций заключается том, чтобы «забыть» — либо путем усложнения доступа к накопленным воспоминаниям, либо, в крайнем случае, просто путем стирания некоторой сохраненной информации. Мы считаем эту функцию защитным механизмом нашего мозга для преодоления ситуаций, когда он оказывается перегружен выше предела своей производительности.

Такая информационная перегрузка очевидным образом распознается в наши дни по тому, как люди используют интернет для общения с родственниками и друзьями. Не удивительно, что влияние виртуального общения на наши природные социальные навыки — еще одна сфера, в которой мы можем оценить реальное влияние цифровых систем на поведение людей. Например, в книге «Одинокие вместе» Шерри Таркл описывает свой длительный опыт общения с подростками и взрослыми людьми, которые активно используют текстовые сообщения, соцмедиа и другие виртуальные средства общения. Соцмедиа и виртуальная реальность могут значительно повышать уровень тревожности и способствовать выраженной недостаточности развития социальных навыков, что неизбежно ведет к исключению реального социального общения, понижает эмпатию и приводит к более тяжелому переживанию одиночества. Более того, симптомы и признаки зависимости от виртуальной жизни часто обнаруживаются в некоторых интервью с такими людьми почти случайным образом.

Прочитав книгу Шерри, я задумался о том, не перегружает ли эта новая «постоянная подключенность» кору головного мозга путем невероятного расширения круга людей, с которыми мы имеем возможность общаться почти мгновенно посредством множества доступных в интернете социальных сетей. Не соблюдая предельного размера социальных групп (около ста пятидесяти