Я смотрю сзади – отстающие всегда занимают только последние ряды. Впереди спины сокурсниц в серебристо-серых халатах, нашивки второго курса на предплечьях. На передней парте сидят несколько особенно выдающихся гениев целительского факультета – не видно, но я знаю, что их серая форма подвязана широкими темно–зелеными поясами, особым узлом, в качестве знака отличия…

Раздался щелчок, и второй кристалл записи просто треснул по боку.

Что к псакам, тут творится?

Третий артефакт.

Четвертый.

Я вспотела. Сложно так долго удерживать концентрацию. Из шести чистых пирамидок осталось только две, четыре были полностью уничтожены и восстановлению не подлежали. Дело в во мне, в моей силе или в воспоминаниях?

Я осторожно взяла пятый кристалл в руки. Настроилась. И записала короткий разговор с Фей-Фей о школе.

Артефакт выдержал. Я, затаив дыхание, воспроизвела запись. Над моими руками всплыла небольшая трехмерная проекция. Изображение было четким, звуки яркими и насыщенными. Было даже слышно, как дует ветер, и свистит спущенная с тетивы стрела Геба.

– Фей-Фей, в реальном бою отдыхать времени не будет. Учись у Геба, – парень действительно ни на что не отвлекался, сосредоточившись на мишенях.

– Вайю, я не собираюсь использовать лук, – она фыркнула, – для этого есть сила. Чары. Плетения.

– Не оправдывай свою лень, тебе будет стыдно на экзаменах, – ещё одна стрела ложится в яблочко.

– К слову об экзаменах. Вайю, ты знаешь, что среди судей в этот раз будет столичный дознаватель? Говорят, его специально пригласили на Турнир…

…

Все в порядке. Дело не в артефактах и не в силе. Видимо, проблема в воспоминаниях.

Я взвешивала за и против, разглядывая последний чистый кристалл-пирамидку, и решила довести эксперимент до конца.

Выбрать нужное воспоминание. Фокус. Сила. Контроль. Запись.

На этот раз я выбрала Нике.

…команда целителей обыграла легионеров, и Нике расслабленно смеялся. На кону стоял ужин для всей толпы и, самое ценное, один дополнительный выходной на декаде…

Щелчок, и шестой кристалл не просто треснул, он разлетелся вдребезги, засыпав кабинет осколками. Я успела прикрыть лицо, но острые грани все равно чиркнули по руке, и задели щеку у виска. На шею потекло что-то теплое. Кровь?

Запись не работает. Я просто не могу записать воспоминания из прошлой жизни. Стоит какой-то запрет? Или эта информация не из этой реальности, ее по идее не существует, и поэтому она не может быть воспроизведена? Но ведь в моей голове она есть?

Я разочарованно вздохнула.

Это плохо. Я возлагала большие надежды на записи. Во-первых, наша память не совершенна, и мои воспоминания отрывочны. Запись же позволяет перенести в кристалл все, что я видела, но по какой-то причине не помнила или не понимала. Это гораздо удобнее – можно прокручивать воспоминание много раз и найти то, что упущено, и, таким образом вытащить то, что забыто.

В Академии мы так часто готовились к экзаменам. Мало кто серьезно относился к записи лекций. Зачем? Если потом можно записать с десяток кристаллов и прослушать преподавателя сколько угодно раз, включая язвительные комментарии ленивой аудитории студиозусов.

Псаки.

Я никогда не тренировала память специально. Просто не было такой необходимости. Есть какой-то раздел в ментальных техниках, но это точно не уровень стороннего обывателя.

Я промокнула кровь платком и начала сгребать испорченные пирамидки в угол стола – слуги уберут.

Размяв пальцы, выплела чары малого исцеления, щеку защипало и обдало холодком – хорошо, работает. Лишние вопросы мне ни к чему, и нужно подумать, как вытащить из памяти то, что я по идее когда-то видела, но уже совершенно не помню.

**

Дядя был в кабинете. Я постучалась, но меня не заметили. Он закончил какой-то свиток и прикладывал родовое кольцо, чтобы запечатать послание.

– Дядя?

Он кивнул на привычное кресло, напротив стола, и продолжил что-то писать кистью на другом свитке. Чтобы не сидеть без дела, я подтянула к себе тушницу и начала возить чернильным камнем.

Мгновенья текли не торопливо. В кабинете слышался только скрежет чернильного камня и шорох дядиного рукава, который он приподнимал, чтобы снова обмакнуть кисть в свежую тушь.

Каллиграфия была красивой. Если бы дядя не был мастером-артефактором, думаю, его без всяких экзаменов взяли бы в Имперскую ассоциацию каллиграфов.

Я вздохнула. Для Высших считалось хорошим тоном владеть на мастерском уровне не одним, а несколькими направлениями, и иногда, очень небрежно, этот самый уровень демонстрировать.

Это не было обязательным, нет. Но…это было то, о чем не говорят. Я помню, сколько псевдосочувствующих взглядов я ловила в Академии в свое время. Как же. Высшая из темного Рода. Второй светлый круг. Ничего не умеет, кроме как интересоваться платьями, балами и …псаковым сиром Квинтом, которого я просто преследовала по всей Академии, не смущаясь совершенно никого. Хоть это радует. Это качество истинных Блау – идти к своей цели, наплевав на последствия.

– Дядя, ты мог бы помочь мне подтянуть каллиграфию? – я осторожно нарушила хрупкую тишину.

Кисть дрогнула, капелька туши поплыла, но дядя сориентировался быстро, изменив линию. Свиток был спасен.

– Вайю, ты и каллиграфия, это пугает гораздо больше, чем все остальное, – дядя откровенно издевался. – Кто кричал, что он больше никогда не возьмет в руки кисть? Что каллиграфы все старые пердуны, хрычи, и что сейчас никто не смотрит на то, как написано?

– Насчет хрычей и пердунов в Ассоциации, мое мнение не изменилось, – я улыбнулась в ответ. – Но в Академии придется много писать… и я хотела бы, чтобы моя работа выделялась не только содержанием… Разве тебе не будет стыдно за Блау, если племянница продолжит писать, как последняя служанка?

Я немного лукавила. Уровень у меня был средним. Очень средним, но тем не менее. Мои руны так вообще часто ставили в пример, но вот стандартное официальное письмо мне никогда не давалось.

– Пригласить мастера-каллиграфа можно только после зимы, – дядя задумался. – Никто не возьмет зимние контракты.

– Разве у нас нет своего мастера дома? Зачем нам чужой?

– Вайю, – дядя расхохотался. – Хорошо. Проверим, насколько хватит твоего огня, – он встал и вытянул один из свитков с ближайшего стеллажа. – Это Великое Дао, копия на превосходном уровне, – он любовно погладил тонкими пальцами свернутую трубочку. – Перепиши двести раз на чистовик, если пыл не утихнет, тогда поговорим.

Я поперхнулась.

Двести раз. Двести! Это мне нужно писать три-четыре декады, не поднимая голову от стола. Это сколько нужно извести туши и кистей, чтобы закончить такой объем? Писаниями Великого Дао я не интересовалась никогда, но свиток был не маленьким, наверное, не меньше пяти тысяч слов.