– Лежите и не бередите рану, вы поняли? – улыбался Генри, накладывая бинты на ногу угодившего в расщелину в лесу охотника. – Пейте настойку на белене и белом маке – это снимет боль. Все у вас заживет. Отлежитесь до праздника урожая. Главное, молитесь, молитесь богу нашему, и он воздаст вам за любовь к нему.

– Спасибо вам. Добрейшей души вы человек, – кивал довольно охотник.

Генри уловил движение за своей спиной и обернулся, поднял взор. Над ним нависал Филипп фон де Тастемара. Однако Генри мало того, что не знал его, так и в запахах он разбирался худо, поэтому он только и смог, что замереть в ожидании.

– Здравствуйте, – тихо сказал он. – С кем… С кем имею честь встретиться?

– Граф Филипп фон де Тастемара, – улыбнулся сдержанно гость.

И Генри, удивившись в край, подскочил с дощатой койки и тут же подал ему руку.

– Надо же! Вы здесь! Я так рад с вами познакомиться, ваша светлость! Белый ворон! Наслышан о вас, о ваших битвах и богатстве края. Я никогда не был в Солраге, но, дивные земли, судя по рассказам… Пышные нивы, мудрая порода воронов, гнездящаяся на острой скале у Брасо-Дэнто, и вороньи всадники!

– Да. Я тоже рад познакомиться, Генри. Я хочу пообщаться с тобой.

– Так садитесь. Подвиньтесь, пожалуйста, больной!

И Генри плюхнулся назад, на край койки с раненым охотником, жадно слушающим весь разговор, и похлопал рукой по свободному месту. Филипп от такой простоты даже растерялся. Увидев смятение на лице графа, Генри, а точнее, уши у него, оттопыренные и большие, вспыхнули пунцом.

– Да что же это я… Давайте вон на ту койку сядем, пустую.

– Я хочу пообщаться с глазу на глаз. Пойдем прогуляемся, Генри.

– Ах да, простите!

И Генри, вскочив, поплелся за стремительно удаляющимся Тастемара. Когда он попал в главную залу, молитвенную, то осенил себя знаком Ямеса и негромко бросил служительнице, что скоро вернется. Отчитавшись, он нагнал Филиппа, стараясь поспевать за его энергичным шагом. Граф шел к берегу, минуя растянувшуюся цепочку идущих к реке и от реки женщин с тазами. Вот они вдвоем преодолели невысокую каменную оградку, прошли малую рощицу из берез, и Филипп замедлил шаг, чтобы не набрать на сапоги грязи.

– Вы, наверное, к господину Хиамскому явились? – улыбнулся стеснительно Генри. – Так его, увы, нет. Уехал в Глеофию проверять подразделение.

– Понятно. Да, я хотел поговорить с ним, заехав по пути следования к товарищам, – сказал Филипп. – Но раз Ярвена нет, то познакомлюсь с тобой. Как ты, привык к новому телу?

– Да. Так-то почти пять лет прошло, господин… Поначалу мучила сильная жажда, и приходилось господину Хиамскому покупать в тюрьме для меня по два-три смертника в месяц. После года стало проще, и я спокойно смог посещать храм. Сейчас служу господину Хиамского, а когда его нет, то нахожу занятия при храме. Молюсь сам и помогаю тем, кто молится единому отцу нашему.

Филипп нахмурился, рассматривая сияющее лицо Генри. Уж слишком тот ему напоминал Уильяма: простотой, чистотой души и отсутствием злых помыслов. А то, что Генри был добряком, читалось на его челе. И судьба у них обоих столь схожа, думал граф. Оба лишились родителя в раннем возрасте, оба – из простых, но умных и трудолюбивых. И если исключить, что Генри – вампир, и срок его жизни удвоен, то и возраст у Уильяма и Генри одинаков, ибо Генри примерно шестьдесят лет, что в переводе на человеческий возраст – около тридцати. Оба они настрадались в свое время, оба склонны к самопожертвованию, разве что пошли они разными путями. Из-за кельпи Уильям отрицает все божественное, и оно не укладывается в его образ жизни, в то время как Генри не видит себя без служения. Эта их поразительная схожесть Филиппу совсем не нравилась. Генри же, увидев, что Белый Ворон так пристально разглядывает его, засмущался, и его уши снова вспыхнули багрянцем.

– Так что же, обо мне да обо мне. А как вы, господин Тастемара, поживаете?

– Неплохо. К тебе заезжал Горрон де Донталь пару лет назад?

– Ах, великий Элрон Солнечный, правитель почившего Крелиоса! – вспыхнул Генри, радостный от того, что ему довелось пообщаться с таким великим существом. – Да, был! Они долго толковали с господином Хиамским, запершись. Меня тогда отослали.

– Когда он был?

Генри задумался.

– По весне 2151 года, кажется, незадолго до дня Аарда.

– И о чем вы беседовали с Горроном?

– О разном. Элрон Солнечный… Он…

– Сейчас его зовут Горроном. Не стоит упоминать деяния прошлого.

– Да, вы правы! Господин Донталь тогда посидел со мной, мы много беседовали о смысле бытия, о моей жизни. Элрон… То есть господин Донталь, кхм. Он – очень интеллигентный вампир, я таких встречал нечасто. Очень деликатен! И благодаря дару мнемоника весьма сведущ в медицине, был знаком даже с моими книгами о целительстве. Я вообще очень рад, что мне выпала такая честь оказаться среди вас, достойнейших!

– После тебя куда Горрон направился?

– На Юг, ваше сиятельство! Деталей не говорил, поэтому точно не знаю. Якобы его поездка связана с поручением самого господина Форанцисса. Но не того я полета птица, чтобы совать свой нос в такие дела, сами понимаете.

Филипп еще немного порасспрашивал Генри, этого простого мужчину, сохранившего в свои, как оказалось, шестьдесят семь лет юношеское умение удивляться и восторгаться по-детски. Два старейшины провели у берега реки, наблюдая за пробегающей мимо ребятней, суетливыми женщинами, занятыми рыбаками, пару часов, до полудня. Генри поведал всю свою жизнь, и с каждым сказанным словом графу казалось, что говорит он с копией Уильяма, разве что еще более наивной и простодушной. Тот же взор, та же вежливая манера речи. И Филиппу становилось не по себе, что два дара в одинаковом возрасте получили столько два похожих друг на друга мужчины. Встреться Уильям и Генри друг с другом, они бы точно завели дружбу, найдя много общих тем, думал напряженно граф.

– Так ты сейчас, получается, целиком на содержании Ярвена? – спросил Филипп.

– Я… Да, увы, господин Тастемара. Я не беру с нищих за лечение ничего, а богатые платят, но они ко мне захаживают не так часто, так что, выходит, моя деятельность, как любит выражаться господин Хиамский, убыточна и бесполезна. Да, господин Хиамский выплачивает мне немного даренов ежемесячно, и его швеи обшивают и меня. Но я стараюсь не досаждать господину. Право же, он занятой вампир, деловитый, и умеет считать деньги.

«Да, деньги он точно умеет считать», – усмехнулся про себя Филипп, разглядывая неказистый табард целителя. На тканях для Генри явно экономят, а он позволяет с собой так обходиться из скромности, считая, что заслужил и так слишком много. Кого-то это Филиппу напоминало, и граф нехотя и горько усмехнулся, почесывая обросший густой щетиной подбородок. На душе у него разлилась печаль, которая сменилась волнением. Зачем эти двое нужны Мариэльд?