Когда доктор Карр уведомил Джадда, что через пять минут Кэй будет здесь, появилось ощущение срочной необходимости подготовиться, которое только подчеркивалось легким повизгиванием Мэри, развившей бешеную хозяйственную активность, чтобы навести в палате порядок. Но вот уже все расставлено по местам, Мэри разгладила последнюю складочку на одеяле, а он все еще вслушивался, нет ли шагов Кэй в коридоре… ждал…

Ничего подобного еще не случалось, не было в прошлом ни единого момента, когда бы он чувствовал себя исключительным объектом сочувственной заботы Кэй. И возникшее новое ощущение предвещало перемену, а перемена дарила надежду, а надежда рождала нечто вполне обещающее, от чего в душе поднималось возбуждение.

– По-моему, она идет, – сообщила Мэри, стоявшая возле двери как на посту. – Да, она уже…

Захотелось крикнуть: «Да уйди ты, оставь нас одних!» – но он промедлил, а потом было уже слишком поздно. Кэй стояла в дверях. Был миг – показалось, что она бросится к нему, обнимет, показалось настолько отчетливо, что он стал уже подниматься с кровати, готовя плечи для объятия. Увы, Мэри и Кэй обменялись какими-то словами, так, ничего не значащим представлением друг другу, но и их хватило, чтобы отогнать возбуждение ожидания.

Кэй подошла к кровати, казалось, она вот-вот заговорит, только с губ ее не слетело ни словечка. То, что приготовился сказать он, нельзя было выговорить: голосу недоставало тепла от того, что должно было бы предшествовать словам. Молчание повисло над ними, только не такое, когда общение не нуждается в словесном выражении, а такое, что встает преградой, которую надо так или иначе преодолевать. Словно со стороны услышал он свой голос, произнесший:

– Я же говорил, что тебе незачем возвращаться, – совсем не то, что он собирался сказать, настолько не то, что нужно было сказать что-то еще: – Тебе не стоило портить себе поездку из-за меня.

– Она и не испорчена, – возразила Кэй. – Я там вполне достаточно пробыла, чтобы все успеть, что и в самом деле хотела сделать.

Закрылась дверь. Мэри ушла. Они остались одни. И снова – молчание, обещающее или ограждающее. Однако если что и нарушило его, так только ничего не значащий вопрос Кэй:

– Как ты себя чувствуешь?

– У меня все отлично, – сказал он и, словно решительно отвергая любую помеху к близости, поднял руку. Кэй взяла ее, и он потянул жену к себе, призыв был услышан слишком даже быстро: поцелуй ее вышел торопливым касанием губ, привычным ритуалом, настолько напомнившим встречу в аэропорту, что он почти ожидал услышать не менее привычное: «Ну, как съездил?» Единственное, что отличало, – это смена ролей: он слышал себя, произносящим слова Кэй, и ответы были так же безразличны ему, как и – всегда – ей. Спросил сам: – Ты когда приехала?

– Вчера ночью, – сказала она, уже сидя на постели и отыскивая в сумочке то, чего там, похоже, никогда не было.

– Ты, должно быть, с утра пораньше отправилась, – заметил он. – Концы-то досюда не маленькие.

– Ой, я же дома не была. Разве доктор Карр тебе не сказал? Я ночевала здесь, в мотеле. Ехала на машине прямо из Нью-Йорка. Иначе никак не получалось. Когда доехала, было слишком поздно звонить тебе.

Как-то само собой с языка сорвалось:

– Ты, наверное, здорово устала. – Слова прозвучали эхом много раз слышанной им отговорки.

– Уже за полночь перевалило, – произнесла она, комкая в руке платочек и защелкивая сумочку.

– В пути тяжко пришлось, да?

– Жуть. Все было не так. Из Парижа вылетели с опозданием, а тут еще и сильный встречный ветер… Лимузин аэропортовский сломался, вот я и опоздала на последний поезд… Такой уж выдался день. – Со вздохом мученицы Кэй отрешилась от всего этого. – Но, в общем, я приехала.

– Как мисс Джессика?

– Не слишком хорошо, – сказала Кэй и тут же поймала себя на том, что в ней за версту видно благонравного больничного посетителя. – Волноваться не о чем.

– Что с ней приключилось?

– Когда доживешь до семидесяти четырех, всякое случается, я думаю.

– А иногда даже и раньше, – подчеркнуто заметил он.

Кэй бросила на него вопрошающий взгляд, но – не более того.

– Есть новость про Рольфа, которая должна порадовать тебя.

– И какая же?

– Он идет в бизнес.

– Бизнес? – недоуменно повторил Джадд, причем больше недоумения вызывала не столько не вязавшаяся с прошлым новость, сколько непостижимая улыбка Кэй.

– Он идет работать в «Сиборн ойл».

– Ты хочешь сказать, что он бросает… Он не получает магистерской степени?

– Да нет, степень он получит. О, ему осталось еще кое-что доделать, немного, тут все в порядке, в общем, никаких вопросов, что он ее получит. Просто он дальше не пойдет, вот и все.

– Он не пойдет в Гарвард? Не станет преподавать?

Кэй покачала головой, улыбка словно приклеилась к ее губам – это само по себе было невероятно в свете всех тех грандиозных планов, какие, как он знал, имелись у нее в отношении Рольфа.

– Что случилось? – спросил он. – Отчего он передумал?

– О, я не знаю, – небрежно бросила она. – Как и все прочее – из-за тебя.

– Меня?

– По его словам, он очень много думал над тем, что ты говорил, выступая в Колфаксе, – пояснила она. – Тогда, в школе бизнеса.

– Я что-то не пойму, каким образом. – Джадд умолк, принялся рыться в памяти, желая испытать удовольствие, какое Кэй ему предлагала, и все же опасаясь это делать: доверие подрывалось отсутствием в памяти хоть каких-то свидетельств, что Рольфу тогда его слова хоть как-то запомнились. – Я тогда всего лишь постарался подбодрить кое-кого из этих ребят, постарался дать им понять, что работа в крупной корпорации вовсе не такая уж плохая жизнь, как думают многие.

– Очевидно, ты убедил Рольфа, – заметила она, все еще улыбаясь, но уже как-то натянуто, так что не сразу и заметишь, тонюсенькая такая улыбочка, едва не прозрачная, ему за ней все темные тени видны стали.

– Я не пытался влиять на него, – отказывался он. – Меньше всего об этом думал.

– О, я-то это знаю.

– Тогда зачем сказала, что меня это порадует?

– Разве это не так?

– Ну, если это то, чего он хочет, то – ясное дело.

– Он сказал, что если сумеет получить столько же удовлетворения от работы в «Сиборн ойл», сколько ты получил, работая в «Крауч карпет», то будет очень счастлив.

– Вот это меня и впрямь радует, – ухмыльнулся он, невзирая на настороженное осознание того, как опасно верить, будто Кэй настолько сильно изменилась в такой короткий срок. Никогда прежде не признавала она, даже косвенно, что его приход в «Крауч карпет» не был неверным шагом, поломавшим жизнь, напротив, только о том и твердила все время.