Наблюдавшие кусали губы в нетерпении, ждали, когда можно будет произнести хотя бы слово, связавшее их незримой нитью с Джексоном. Когда паутина укрыла их от падающих звезд, все летевших к земле, они продолжили путь.

Шелдон посмотрел на Джексона. Распахнул глаза широко, и огненный воздух обжег слизистую. Шелдон выдохнул что-то невнятное, слабо похожее на человеческую речь. Джексон улыбнулся ему. Кивнул. Шелдон, не сводя взгляда с Джексона, вдавил педаль газа. Машина подпрыгнула на последней кочке, взвизгнула, громыхнула отваливавшимися деталями и помчалась прочь по дороге, вдруг ставшей ровной.

Никто не пошевелился. Никто не дышал. Никто не моргал. Жизнь остановилась. Все смотрели на Джексона.

Где скитался он? Что видел? Какие препятствия удалось преодолеть на пути? Сколько крови окропило землю, по которой он ступал? Успели ли зажить его раны? Сколько чудес он совершил, прежде чем вернуться и совершить самое главное: сотворение себе подобных? Как удалось перехитрить смерть и подчинить жизнь? Какой мудростью он поделится?

С его волос капает вода. Одеяние его сухо, а глаза ясны. В них нет ни злости, ни отчаяния, ни печали. Только бесконечное спокойствие.

Он улыбнулся шире. Вдохнул грязный, человеческий, воздух и выдохнул чистый.

— Я вижу вас, — восторженно проговорил Джексон. — Я вижу вас. Я наконец вас вижу. Долгим был путь, но замечателен, ибо сейчас мы вновь вместе. Вскоре мы будем вкушать гранаты, плыть по водам жизни и знать, что есть мир. Мы, братья и сестры мои. Мы вместе.

— Ты больше не уйдешь? — прошептала Сабрина.

— Я и не уходил. Я всегда был с вами, — сказал Джексон. — Я видел вас и чувствовал вас. Ваши мысли были моими мыслями. Ваши мысли прекрасны.

— Правда?

— Да, Сабрина. — Джексон моргнул, подтверждая честность своих слов. — Даже когда вы сомневались, я знал, что вы верите. Я чувствовал, что помыслы ваши чисты, что вы верите правде. Я не могу сердиться на вас, ведь сомнения — часть души человеческой. Отречься от них сложно, путь этот длинен и тернист.

Джексон улыбался. Его крепкое, напитавшееся силой, тело, казалось, светилось под одеянием. Взгляд теплый и заботливый. Такой же, какой и раньше. Вдруг откуда-то, словно из воздуха, что совсем не удивительно, в руках его появилась чаша, украшенная золотыми узорами животных и растений.

— Испейте священной воды. Поднесите ее к губам и окропите языки истиной, ибо с этого дня, с этой ночи, с этого мгновения вы будете говорить только правду, — проговорил Джексон.

Он передал чашу Грейс, и девушка сделала первый глоток. Вода правды была совсем не похожа на обыкновенную, что пила Грейс прежде. Она сладкая и соленая, немного горькая, оседавшая на небе порошком, но приятная, с тягучим послевкусием, раскрывавшемся медленно. Следующим воды из чаши испил Шелдон. Джексон взял ее в руки и аккуратно, чтобы не дать испить лишнего, помог Шелдону сделать несколько глотков. Затем воды испили и остальные. Луис передал пустую чашу Джексону.

Перед глазами прояснилось. Джексон сиял ярче. Он был обличием счастья. Когда-то они думали, что с уходом Джексона смысл жизни исчез. Но он только появился. Ведь поиск и был смыслом.

— Ты расскажешь, где был? — прошептала Сабрина.

Джексон кивнул и сказал:

— В книгах не напишут о таком пути. Люди побоятся рассказать правду, ибо ни одна бумага не выдержит истину, каковой увидел ее я. Не передастся она из уст в уста, ибо ни один язык человеческий не сможет пронести ее к другому, ибо эгоизм завладеет им. Но мы не люди! Так слушайте же, братья и сестры, и найдите в себе силу запомнить истину, ибо вам с ней делиться!

Волнение натянулось над машиной невидимой паутиной. То, чего они так долго ждали, всего в мгновении.

Джексон почувствовал это напряжение и улыбнулся. Перед правдой люди не должны быть безразличны.

— Мой путь пролегал по выжженным смертью пустыням, где жизнь погребена под песками, — сказал Джексон. — Я называю вас братьями и сестрами, ибо прошли вы ничуть не меньший путь. Я видел край земли. Я стоял над пустотой, окунув ноги в ледяные потоки водопада, который не мог набраться силы и сбросить меня, и видел, как вода падает с обрыва в бездну. В бездне увидел я слияние жизни со смертью. Танец, битву сил, что движут мир. Я видел, как потоки несут в неизвестность мертвых зверей и птиц, как тленные тела их летят с кристальными каплями и чернеют, но потом взлетают и они поднимаются, живые, юные, вечные! То было чудо, ибо увидел я, что нет ничего окончательного.

Он сделал глубокий вдох и выдох. Привыкал к земному воздуху.

— На обратной стороне жизни видел я монстров, блуждающих по пеплу и песку. Я брел сквозь царство вечного мрака, и к ногам моим липли жабы, а на плечи садились совы, вертевшие головами и злобно ухавшие. Я слышал, как шипели змеи у моих ступней. С небес, что были и сверху, и снизу, и вокруг, ибо на обороте жизни нет никакой разницы между земным, подземным и небесным, лились кровавыми дождями размолотые в агонии грешники, упавшие с моста над бездной, потому что грехи их утянули вниз, а воздухе стояла вонь гниющего жареного мяса. Потерянные разваливались на части, разрывали их монстры, вылезавшие из их тел, а потом собирались вновь, крича, моля о помощи, которой не дождаться. Вдали кипели котлы, по обе стороны от которых увидел я ледяные и огненные смрадные озера. Драконы летали в небесах и выжигали твердь.

— Там, наверное, было жарко? — прошептала Сабрина, сжавшаяся от страха и дрожавшая от нетерпения услышать, что же было с Джексоном.

— Нет, Сабрина, там не было ни жарко, ни холодно. Там неприятно, но отвращение это никак не связано с жаром или морозом. Смерть не всегда обжигает холодом, не всегда она заставляет задыхаться от духоты. Иногда — это просто пустота.

Он провел пальцами по голове. От пальцев его, казалось, исходил свет упавших звезд.

— Я бывал там, где льются водопады чистых вод, где единороги приходят на водопой, а вода кружится вокруг земли. Я видел гранаты с человеческий рост и людей, что лежали в тени деревьев и блаженно смотрели, как свет играет в листьях. Я видел павлинов,