услаждающих красотой смотрящих, что нежились у фонтанов. Я видел деревья и цветы, каких нет на земле. Но то был не рай, нет. В их глазах не видел я никакого счастья, ведь счастье невозможно найти, где нет жизни. Только живой человек может быть счастлив, только душа его и тело его может подарить блаженство, а там, братья и сестры мои, нет ни того, ни другого.

Джексон посмотрел на них, на всех и ни на кого специально, и сказал:

— Не верьте людям, что говорят, будто счастье возможно только после смерти. Я говорю вам: мы не умрем, ибо несущий истину вечен. Они проповедуют отвращение к жизни, а я учу вас счастью. Настоящий Бог танцует, а не плачет.

Казалось, то была мудрость вечная, совершенная, потому что никто из ныне живущих не мог знать истины, потому что не искал, а надеялся на других. И только Джексон не побоялся. Они думали, что должны быть горды, ведь оказались рядом.

Грейс еле дышала. Горло сдавили слезы счастья.

— Люди склонны заблуждаться, давно не было человека, который мог бы сказать, что есть правда, а что ложь. Мы не должны винить заблудших, ибо для них час просветления впереди. Правда всегда найдет их, рано или поздно. А мы станем первыми, кто понесет ее в мир.

Джексон нарисовал в воздухе линию, и кусты, что преграждали путь, расступились. Машина проехала по дороге дальше.

Джексон сказал:

— Иные бы сказали, что вы прошли ад. Что нет больше рая, потому что весь мир обратился адом. Ибо у ада нет ни места, ни пределов. Иные бы воскликнули, что вы побывали в воронке, что разверзлась землею под упавшим с небес Люцифером. Но я скажу вам: мир людей — не ад, ведь люди счастливы на земле. Люди просто не видят счастья, они слепы.

Джексон закрыл глаза.

— Другие бы сказали, что вы побывали в чистилище. Что вы получили шанс искупить грехи. Но я скажу вам: то было не чистилище. Вам нечего искуплять, вам достаточно жизни на земле.

Он открыл глаза, наклонил голову и провел пальцами по краю чаши.

— Тогда вы можете подумать, что были в земном раю, но я скажу: то был не рай. Если называть раем место, где есть истинное счастье: земная жизнь не рай, но и не ад. Судьба дает вам возможность жить, и жизнь, какой бы она ни была, — есть благо. Потому запомните, братья и сестры: вы не побывали ни в одном из трех измерений. Вы всегда были и будете на земле. Ибо земная жизнь и есть рай, есть ад, есть чистилище. Ибо все, что вы можете найти и хотеть отыскать, есть на земле.

Он поднял голову и улыбнулся всем.

— Вы получили шанс пройти путь к самим себе сквозь страдания, но подумайте, братья и сестры, были ли ваши пути наполнены страданиями или это было наслаждение на пути к познанию? Не получили ли вы шанс почувствовать боль, чтобы потом сильнее ощутить яркую вспышку наслаждения? Мы появляемся в боли, братья и сестры, мы живем в страданиях, но страдания ли это? Кто нарек их страданиями? Кто знает, что есть счастье и наслаждение, чтобы сравнивать, если говорит, будто всегда живет в страданиях? Подумайте, братья и сестры, страдали ли вы или всего лишь наслаждались путем, что привел вас сегодня на дорогу истин?

Он оглядел каждого.

— Вы поверили мне и обрели истинный путь. Вы страдали и мучили себя, чтобы почувствовать себя живыми, и радовались, чтобы вознаградить себя. То не были страдания. То был путь познания счастья. Вы стали мучениками во имя моей правды. Вы сделали правильный выбор. Только я знаю, что есть правда. Но вскоре узнаете и вы.

— Мы… мы писали тебе, Джексон, — прошептал Джим хриплым голосом. — Мы писали тебе письма, отсылали в дом Луиса, мы…

— Я получал ваши письма, Джеймс. — Джексон улыбнулся. — И я благодарен вам за те человеческие блага, что вы преподносили. Но позвольте сказать: ваши деньги не требуются мне, ибо я не живу человеческой жизнью. Скажи, Джим, Джастин Блейк все еще обеспечивает вашу учебу?

— Да, конечно.

— Тогда я рад, что вы нашли с ним общий язык. Он ваш страж и ваш охранник. Пока вы под его материальной, человеческой защитой, вам ничего не угрожает.

Джим хотел поблагодарить Джексона, ведь Джастин Блейк — это и есть он. Джексон отсылал им деньги, а потом и они отсылали ему в ответ. Они помогали друг другу, но Джим решил промолчать.

— Вы избавились от зла, это правильно, — сказал Джексон. — Не чувствовали ли вы вины за содеянное?

Джим смиренно замолчал.

— Уайтхед был плохим человеком. Он был преступником и портил жизни людям. Мы думали, что он и нас хотел отравить, — сказал Шелдон.

— И ты прав, Шелдон. Я знаю, каков Уайтхед, я встречал его, я был в его доме, золотой фальшивой клетке для зависимых от смерти, ступал по хриплым половицам и дышал смрадом, что стоял в его комнатах. В глазах Уайтхеда чистое зло, я читал его, и скажу вам, братья и сестры: если тот, кто поднимает руку на сына своего, поднимает ее на весь род людской, то Уайтхед же занес кулак над человечеством.

— Поэтому ты ушел там? Ты подал нам знак? Ты не хотел, чтобы мы уходили оттуда? — спросил Шелдон.

— Так и есть, Шелдон. Я долго искал истинное зло и нашел его в лице Уайтхеда. Вы правильно поняли меня.

— Джексон! — вдруг прошептал Джим. — Я… Я чувствовал вину. Прости, я испугался, я не знал, что делать, я…

— Не стоит корить себя, Джеймс, за то, что ты был человеком, — сказал Джексон и положил руку на плечо Джима. — На пути к истине часто приходится переступать через привычное. Расставаться с прежней правдой больно, но вы смогли. И ты смог, Джеймс. Это твоя истина, твоя душа, что заступилась за чужую жизнь. Ты просто человек. Но по твоим глазам я вижу, что сейчас ты понимаешь, что не ошибся.

— Да, Джексон. Я понимаю, — ответил Джим и выдохнул с облегчением.

— И я горжусь тобой, Джеймс. Ибо путь