Словно поняв мои слова, Люся втянулась в спальню и подбрелак кровати. Затем она положила морду на одеяло. Вид у животного был самый что нина есть несчастный. Вараны тоже имеют душу, и Люся явно переживала, что Ванька,улетев на гастроли, отвез ее к чужим людям.

– Не беда, дорогая, – сказала я и, преодолевая оторопь,положила ладонь ей на спину.

Вопреки моим ожиданиям тело не было ни холодным, нискользким, на ощупь оно напоминало кожаную сумку, ничего противного. Япринялась осторожно гладить Люсю. Вараниха затрясла кожей под подбородком,потом, приподнявшись, положила на диван две передние лапки. Вот оно как! Доброеслово и ящерице приятно.

– Лампа, – завопил Кирюшка, – беги сюда, скорей, скорей.

Испугавшись, что у мальчика случилась неприятность, яопрометью скатилась с дивана и рванула в его комнату.

– Что? Что стряслось?

– Во, – ткнул пальцем в экран Кирка, – гляди, «Ментов» поканалу ТНТ гонят, будешь смотреть?

– Тьфу на тебя, перепугал! Думала, опять розетка загорелась!

– Так всегда, – обиделся Кирюшка, – хочу сделать приятное, аполучаю выговор!

Но я уже раскаялась в сказанном.

– Извини, миленький, но я лучше почитаю.

– Дело хозяйское, – вздохнул Кирюшка, – просто ты всегдаворчишь, что мы «Ментов» мешаем смотреть! А тут такой случай!

Я погладила его по вихрастой голове. Кирилл увернулся. Онтеперь не любит «бабских слюней», хочет казаться суровым мужчиной. Интересно,сколько лет пройдет, прежде чем он поймет, что настоящий представитель сильногопола должен быть ласков и приветлив? Впрочем, произойдет метаморфоза только водном случае, если он добьется успеха в жизни. Реализованный мужчина никогда нестанет привязываться к женщине с мелочными придирками. Нет, ему не надо ничегосебе доказывать и повышать собственную самооценку, унижая других людей.Настоящий мужчина спокойно простит бабу, и в 99 случаях из ста не обратитвнимания на несваренный суп. Просто съест бутерброд. А вот если ваш кавалер непредставляет собой ничего особенного, ежели сидит на работе в самом углу, а вовремя дружеского застолья не знает чем похвастаться… Ох, не завидую я вамтогда. Голову дам на отсечение, что не будет от него житья жене и детям, онстанет придираться и «воспитывать» по каждому поводу. Странное дело, женщиныотчего-то боятся связываться с импотентами и геями, но совершенно спокойно идутв загс с парнями, у которых явно выраженный комплекс неполноценности, я бы, какот чумы, бежала от последних, а геи – великолепные друзья…

Я доползла до дивана и обнаружила дивную картину. Люся спитна моем месте, по ее бокам устроились сладко похрапывающие мопсихи. Натарелочке белели два кусочка хлеба, баранина исчезла. Вне себя я шлепнула Мулю пуловером.

– Обжора, как не стыдно!

Мопсиха раскрыла глазки и обиженно уставилась на меня. Всяее умильно складчатая морда словно говорила: «Ты чего, хозяйка? Сплю себеспокойно. За что?»

– Не прикидывайся овечкой, – кипела я, – знаю, знаю, ктослопал вкусную баранинку. Ада никогда не ворует, а Люся травоядная, ей сегодняна ужин капусту дали. Так что, кроме тебя, некому. А ветеринар, между прочим,велел посадить вас, сударыня, на низкокалорийную диету. Поскольку вы в ширину ив длину стали совершенно одинаковы.

Кипя от негодования, я попыталась лечь на место, но нетут-то было. Мопсы не хотели шевелиться. В конце концов мне удалось сдвинутьнаглых собак, но тогда возникла следующая проблема. Люся не собиралась покидатьуютное местечко, а я побоялась мешать варану. Неизвестно, как отреагируетящерица, если потяну ее за хвост. Ложиться спать в обнимку с Люсей мне неслишком хотелось, поэтому пришлось идти в комнату для гостей и устраиватьсятам. Утихомирилась я около двух часов. Взбила подушку, потеплее завернулась водеяло, вытянула ноги, сладко зевнула и… услышала телефонный звонок.

– Лампа, – пробормотала Надя, – спишь?

– Нет, нет, читаю, опять что-то стряслось?

В трубке стояла тишина, потом раздались рыдания.

– Сейчас приеду, – пообещала я и побрела одеваться.

Надя была на этот раз не в халате, а в свитере и джинсах.

– Опять звонили? – спросила я, снимая сапоги.

– Нет, – прошелестела Надя, нервно ломая пальцы. – Хуже!

– Что еще?

– Богдан приходил.

Я выронила сапог.

– Как?

Надя, трясясь в ознобе, тыкала рукой в сторону балкона:

– Там, там…

Не сняв второй сапог, я вылетела на лоджию. Никого.

– Тут пусто, успокойся.

Надя покачала головой:

– Он внизу стоял.

– Где?

– У гаражей.

– Ты ничего не перепутала?

– Сначала зазвонил телефон, – начала Надя.

Подруга сняла трубку и услышала далекий-далекий голос,долетавший сквозь треск и писк.

– Надюша, я же просил костюм. Неужели трудно выполнить такуюпростую просьбу? Леночка приехала, а никакой посылки нет. Не ожидал от тебя.

– Послушай, – взвилась я, – ты что, не поняла? Кто-то простоиздевается. Голос-то не Богдана.

– Не знаю я ничего, – заплакала Надя, – вообще ничего несообразила. Слышно было плохо, просто отвратительно. Какой костюм? Что заЛеночка?

Я прикусила язык. Совсем забыла, что соврала Наде и нерассказала ни про брюки с пиджаком, лежавшие в сумке, ни про визит к маленькой покойнице…

Надя тем временем продолжала:

– Ну, а потом он шепнул: «Иди на балкон, я тебе покажусь».

Загипнотизированная, словно кролик перед удавом, Надюшавышла на лоджию и услыхала тихое:

– Эгей!

Возле гаража-ракушки стоял Богдан, одетый в костюм и белуюсорочку. Галстук Надюша не разглядела. Супруг поднял руку.

– Скоро встретимся, 10 марта.

– А дальше что? – обалдело спросила я.

– В обморок я упала, – поморщилась Надя, – со всей силызатылком о ящичек с картошкой ударилась, болит жуть. А когда пришла в себя,все, никого нет.

– Это глюки!