зонтом, который осенял круглый мраморный стол, вынесенный почти к тротуару, и, заказав пломбир, засмотрелся на текущий мимо поток людей.

Каждый немолодой город имеет не только свое лицо, определяемое архитектурой, планировкой, зеленым богатством, но и свой ритм уличной жизни. Здесь этот ритм, как отметил про себя Бурцев, был значительно более замедлен, нежели в Москве. И особенно интересно было в этом отношении понаблюдать за женщинами. Здесь не было того мелкого, сосредоточенно-торопливого шага, может быть первоначально выработанного слишком узкими юбками. Движения были более свободны, непринужденны. Бурцев видел девушек, которые, взяв друг друга под руку, шли широким, вольным шагом. Одеты они были лучше, чем на севере, — не богаче, а как-то более к лицу, ярче, с бо́льшим вкусом; преобладали открытые, легкие платья, обнажавшие руки и ноги, которые уже окрасились в мягкий янтарь загара.

Бурцев доел мороженое и, неторопливо обмахиваясь шляпой, глядел на улицу.

Есть что-то волнующее в этом наблюдении со стороны за потоком самых разнообразных людей. Волнующее и чуть грустное... Сотни жизней, сотни судеб... Складных и нескладных... Всяких... Каждый из них мелькнет — и уйдет из твоей жизни, быть может навсегда... И никто из них не узнает, что вот сейчас сидит худощавый человек тридцати девяти лет, смотрит с задумчивой грустинкой в больших серых глазах — и думает о них...

Выходить под солнце из этого прохладного места Бурцеву еще не хотелось, и он заказал себе вторую порцию пломбира. Обернувшись, он задержался взглядом на девушке за соседним столом. Смешно морща нос, она кормила со своей ложечки приятеля... И вдруг — как это случается, когда какая-либо деталь — жест, запах, знакомая мелодия — напомнит о давно минувшем, — вдруг мысли, которые Бурцев старался отогнать с самого отъезда из Москвы, нахлынули на него.

Ольга!.. Ольга!.. Вот так же она кормила его однажды. И так же морщила нос... Когда это было? Во вторую или в третью встречу?..

Они познакомились случайно, немногим более полугода назад.

Бурцев, получив очередной отпуск, остался в Москве. У него были благие намерения отдохнуть дней десять, а уж потом продолжать работу по автоматике. Но в первую же неделю, заново обойдя картинные галереи, он почувствовал, что абсолютное безделье лишь утомляет. Быть бездельником, очевидно, тоже надо уметь!.. Лишь из упрямства, выполняя намеченную программу, он продолжал бродить по городу.

Был канун Октябрьских торжеств.

Бурцев стоял на улице Воровского, перед Театром киноактера, и разглядывал пестро размалеванный афишный щит.

— Хэлло, Дима!.. — окликнули его. — Бурцев!

Бурцев оглянулся. Выйдя из подъезда Дома литераторов, дорогу перебегал Шутов. Еще на третьем курсе, напечатав несколько стихотворений, он оставил учебу. Впрочем, тогда пронеслось что-то вроде эпидемии: весь курс писал стихи. «Стихийное бедствие», — острили сами же студенты. Не избежал поветрия и Бурцев. Даже напечатал одно стихотворение. Затем увлечение прошло. Но любовь к поэзии осталась...

— Привет, старик! Здорово, что тебя встретил! — суматошно поздоровался Шутов. — Скажи, ты куда-нибудь приглашен?

— Пока что — нет... — несколько удивленно ответил Бурцев.

— Порядок! Понимаешь, я заказал столик на четверых, а Витька, подлец, уехал в командировку. Давай с нами!..

Бурцев никогда особенно не дружил с Шутовьм, не знал, кто этот Витька, но, с другой стороны, — не каждый же день попадешь в Дом литераторов. Он согласился.

— Гони десятку, — заторопился Шутов. — Побегу — внесу за место.

— А кто еще будет? — поинтересовался Бурцев.

— Девчата из этого заведения, — уже убегая, махнул рукой Шутов в сторону театра.

...Бурцеву уже доводилось бывать в этом высоком зале — с хрустальной люстрой, с деревянными коричневыми панелями вдоль стен, с резными антресолями и беломраморным камином. Можно было назвать благоговейным то чувство, которое каждый раз охватывало Бурцева, когда он вступал сюда. И его бессознательно начало раздражать слишком шумное поведение Шутова. Тот вскакивал, отбегал, с кем-то здоровался, затем принимался с плоскими шутками разливать вино.

— Китов здесь не ищи, — говорил он Бурцеву, перехватив его любопытствующий взгляд. — Сидят по своим мышиным норкам.

Девушки рассмеялись.

— Ого, он уже способен кита превратить в мышь.

Они оказались довольно милыми, эти девушки. Одну звали Герта, другую — Ольга. Герта — в зеленом, Ольга — в темно-красном.

Поначалу Бурцеву понравилась более живая Герта. И танцевала она лучше. Когда оркестр наверху заиграл танго, она с утрированной негой, очевидно кого-то копируя, положила руку на плечо Шутова и пошла, покачиваясь, изогнувшись в гибкой талии.

Бурцев танцевать отказался, и Ольга вступила в круг с другим партнером. Танцевала она как-то механически. «У нее плоская спина», — подумал Бурцев, наблюдая за ней. Вскоре она оставила партнера и вернулась к столу.

— О чем вы задумались? — по-детски надув губки, спросила она.

— Пытаюсь вспомнить — в каких фильмах видел вас, — слукавил Бурцев.

— Ой, да что вы! — всплеснула она руками. — У меня малюсенькие роли! Не стоило и ВГИК кончать...

— А все же?

— Не скажу! — опять по-детски тряхнула она головой. — Вот почистите мне лучше...

Она взяла из вазы апельсин и протянула Бурцеву.

Ему выпало провожать ее домой. И по дороге — то ли от выпитого вина, то ли от того, что долго ни с кем не беседовал, — он вдруг разговорился. Рассказал о себе, добрался и до вопросов брака. Как у многих мужчин, не женившихся в молодые годы, у Бурцева сложился свой идеал жены — жены-друга. А любви в этой теории наивно уделялась второстепенная роль...

Прощаясь у подъезда, — жила она далеко, в районе Серебряного Бора, — Ольга тихо сказала:

— Спасибо!.. Было очень интересно с вами... — Она опустила глаза. — Со мной обычно не говорят так серьезно и... содержательно, что ли... — Она на мгновенье подняла глаза и снова потупилась. — Я бы... хотела иногда поговорить с вами. Бывает же так — надо поговорить...

— Да, да... — обрадовался Бурцев, уловив знакомое чувство. И Ольга уже начинала ему казаться умницей и вообще замечательной. Свидание было назначено на другой же день. Так начались их встречи...

Они бродили по облетевшим осенним бульварам, заходили на дневные сеансы в кино, затем обедали где-либо в ресторане...