Гармашев довольно рассмеялся и, не дав Бурцеву заговорить, взял его за локоть.

— Но вся собака — в этом станочке, — протянул он, на мгновенье задумавшись. — Твой конек, между прочим. Полуавтомат. Должен давать шпиндели для хлопкоуборочных машин. А шпинделей этих требуется чертова уйма. Вот представители завода-заказчика и жмут на нас. Главк — жмет, министерство — тоже, а уж о местных партийных органах и говорить нечего...

Гармашев придвинулся ближе и, значительно округлив глаза, понизил голос.

— Здесь это политика, понимаешь? — сказал он. — Не дашь станка — завод-заказчик не даст хлопкоуборочных машин. Значит — что? Срыв хлопкоуборочной!.. А пришьют такое — не зарадуешься... Так что, если хочешь жить в мире с горкомом, обрати особое внимание на сей факт.

Бурцева несколько покоробил этот явно конъюнктурный совет, однако он решил не перебивать Гармашева. Нужно молчать и слушать. Успеть хоть кое-что намотать на ус за оставшееся короткое время. Тем более что он совершенно не представлял себе так называемых «местных условий».

— Ну, люди... — Гармашев откинулся назад. — Людей сам увидишь. В основном — ничего народ. Главное — сумей поставить себя. И — поощряй, поощряй... Я, брат, действую по павловской системе — вырабатываю у них условный рефлекс на премию. Наука, брат!..

Гармашев захохотал. Бурцев невольно улыбнулся, узнавая прежнего Семена, любившего щегольнуть цинизмом.

— Этот Таланов, он дока, — оживился Гармашев. — Правда, суховат... Я люблю людей открытых... Но дело знает и, если не будешь наступать ему на мозоли, — против не попрет. И не забудь, отправляйся с ним в горком. Не вздумай еще с утра пораньше, да в понедельник, дела принимать... Успеешь... А там — директора соберутся, поглядишь — с кем соседствовать...

— От нас Таланов выступит? — спросил Бурцев, с беспокойством думая о предстоящих встречах.

— Да ты не волнуйся, спросят — выскажется, шпаргалка у него есть, — улыбнулся Гармашев и вдруг лукаво подмигнул. — А какую секретаршу я тебе оставляю — клад! Такая, брат, женщина! Не секретарь — а референт министра. Она тебе всю нашу ситуацию, как на картах, разложит. Если б не Верка... — он не закончил и нерешительно помолчал. — Увез бы с собой! А может... и не поехала бы... Бес ее знает!..

Он достал портсигар и снова закурил.

— Такая, брат, женщина!.. — выдохнул он густую струю дыма, и Бурцеву почудилось в этом вздохе сожаление не об одних деловых качествах неведомой женщины.

— Может, сейчас подъедет с Талановым, познакомишься...

Но Таланов приехал на вокзал один. И Гармашев на мгновенье помрачнел.

...Бурцев откинул нагревшуюся простыню и, протянув руку к столику, на ощупь достал из пачки сигарету. Приятная истома пробегала мурашками по усталому телу. Он отбросил спичку и, заложив руки под голову, прикрыл глаза.

И уже в какой-то полудреме снова увидел со странной отчетливостью: темный проем двери, и в нем — женщина в красном халатике, пылающем от солнца.

ГЛАВА ВТОРАЯ

С некоторых пор Бурцев не любил воскресных дней: вынужденное безделье вызывало тревожные, мутящие душу мысли, которые в будни он бессознательно стремился заглушить работой. И он откровенно радовался тем немудреным хозяйственным хлопотам, которые предстояли сегодня. Следовало, коль скоро он решил остаться на новой квартире, приобрести кое-что из постельного и носильного белья. Нельзя же оставаться на положении гостя!..

Бурцев смотрел в открытое окно трамвайного вагона и жмурился от ветра, казалось, настоянного на утреннем солнце и клейкой зелени тополей, тень от которых частоколом струилась мимо:

«А не пройтись ли до обеда по городу? — мелькнула мысль. — День, шут его возьми, велик... Не таскаться же потом со свертками...»

Он справился у соседки, как попасть в центр.

— Можете у Дворца пионеров слезть, можете — возле «Семашко», — ответила та.

Бурцев выбрал второе.

Хлынувшая из вагона толпа вынесла его через короткую улочку на Театральную площадь. Он сразу узнал виденное на фотографиях внушительное, несколько тяжеловатое здание оперного театра — последнюю работу Щусева, проектировавшего Мавзолей Ленина. Тяжелые колонны и слегка заостренные арки высокого портика не назойливо, но довольно категорически придавали зданию свое несхожее выражение, определенное поисками местного стиля. Бурцев постоял в сквере перед театром, обошел вокруг большого фонтана, вода в котором била из огромной бронзовой коробочки хлопка. Скользнул взглядом по клумбам желто-красных тюльпанов и — еще раз оглянулся на театр. Серую облицовку, тронутую непогодой, все же следовало бы подновить...

Бурцев неторопливо двинулся дальше. На срезанном углу здания поблескивала — золотом по черному — волнистая надпись «Ташкент». «Гостиница, — догадался Бурцев. — Совсем как в Москве — гостиница «Москва». Еще дальше — возвышался круглый купол концертного зала имени Свердлова. По стилю построек было видно, что это одна из старых улиц города. Бурцев еще не мог сказать определенно, но что-то общее в этом стиле чувствовалось. «Свой колониальный стиль, что ли, начинал здесь складываться?» — подумал он. Пока ему бросилась в глаза одна особенность — сравнительно маленькие окна, призванные, очевидно, пропускать как можно меньше солнечных лучей...

Бурцев свернул налево и, увертываясь от автомашин и троллейбусов, прошел мимо высокой квадратной башни, которую ташкентцы именуют «курантами», — и шел, не разбирая дороги. То сворачивал в узкие старые улочки с приземистыми каменными домами; то выходил на простор новых асфальтовых улиц, по обочинам которых тянулись сплошной стеной, далеко сливаясь в перспективе, высокие деревья; то проходил мимо железных решеток парка...

Через час он снова очутился у знакомой башни — на сквере Революции. Время близилось к полудню, и солнце, почти зримо, как желтый детский шарик, летело в зенит.

Бурцев, сняв пиджак, перекинул его через руку и, ощущая, как влажная от пота рубашка холодит спину, пошел по теневой стороне главной магистрали города — улице Карла Маркса. «Кажется, становится жарковато, — иронически сказал он себе. — Привыкай, северянин!»

Хотелось освежиться. Но тумбообразные голубые тележки с газированной водой брались приступом...

Миновав магазин «Динамо» — своеобразное старинное здание, облицованное серым песчаником, — Бурцев вышел на перекресток, один из углов которого занимал павильон мороженого.

Бурцев занял место под большим полотняным