Наташа протянула подруге альбом, присела рядом с ней на ручку кресла. Ксюша деловито полистала толстый фолиант, нашла нужную страницу.

— Неизвестный художник, — прочитала она. — Если он неизвестный, значит, и не особенно талантливый?

— Вовсе нет! Просто не всегда удается установить автора, особенно раннего, когда работы часто даже не подписывали. Некоторые считают автором этого портрета Доменико Венециано[3], другие — Паоло Уччелло[4]. Я тоже думаю, что автор — именно Уччелло. Он и реалист, но и не против некоторой сказочности и декоративности, понимаешь? На этом портрете все так и выглядит правдиво и в то же время слегка приукрашено. Заметила? Во времена Раннего Ренессанса большинство художников работали все-таки по-другому. Здесь пространства вроде как еще и нет, но все вполне телесно, реально и даже не без эмоций. Видишь, легкий румянец, игру светотени? В Италии того времени так еще никто не писал, лицо обычно изображали одним цветом. А какой четкий профиль, твердый взгляд, гордо поднятый подбородок. Сразу ясно, что характер у этой дамы ух какой решительный! При этом не такая она простая, вон как загадочно смотрит на кого-то, кого мы с тобой на картине не видим, а художник подразумевает. Тогда, кстати, чаще были распространены парные портреты, а тут второго персонажа вроде и нет, но он в то же время и присутствует…

— А вот, взгляни на соседний портрет, — тонкий Ксюшин пальчик скользнул на соседнюю страницу. — Это, похоже, пара. И работа того же мастера, Уччелло. И связь изображений, по-моему, явно ощущается. Если это так, то мужской портрет, несомненно, — Косса.

— Видишь ли, в парном портрете должны совпадать размеры, а тут этого нет. Даже материалы разные — холст и дерево. И смотреть они должны друг на друга. Хотя… Вполне допускаю, что так и было задумано, но что-то помешало.

— Но тут говорится, что портреты написаны в 1430–1435 годах, а Коссы уже не было в живых, я только что прочитала: умер в тысяча четыреста девятнадцатом. Значит, не он, — разочарованно вздохнула Ксюша.

— Скорее всего, это посмертные портреты, — ободрила ее Наталья. — У итальянцев такое часто бывало. То есть эти портреты, возможно, восходят к каким-то более ранним изображениям. Вот почему так вышло, что размеры, материалы и даже разворот не совпадают. Оба портрета могли входить в более обширную фамильную галерею, которая, возможно, состояла из портретов нескольких поколений рода Косса.

— Но у Коссы не было наследников, он же давал обет безбрачия!

— Ой, знаешь, делать детей обеты не особо мешали, — усмехнулась Наталья. — На самом деле, времена тогда были очень даже раскрепощенные. И вот, читай, — она ткнула в монитор: — «Има с детьми…»

Несколько минут Наталья сама пристально смотрела на экран, изучая текст.

Неужели?

— Ксю, ну-ка подвинься! — Она решительно вытолкала подругу из кресла, устроилась в нем сама и начала быстро щелкать клавишами. — Где же это? Где?

— Ты о чем?

— Подожди!

Где же эта папка с их фотографиями из Германии? Когда торопишься, никогда ничего не оказывается вовремя под рукой! Ага, вот она. Ох, как долго искать. Тут же около семидесяти замков и дворцов! Остатки крепостных стен, уникальные ворота и башни, величественные дома городской знати. Сооружения, пережившие столетия, напоминающие об изменчивой истории, могущественных императорах, королях, поэтах и мыслителях, рыцарях-разбойниках… Вот! Вот он!

— Смотри, Ксюха. Не узнаешь? Это же твой загадочный особнячок. Вернее, оригинал!

Ксюша недоуменно смотрела на фотографию.

— Не понимаю, при чем тут…

— Посмотри внимательней, — нетерпеливо перебила ее Наталья, приложила руку к фотографии, закрывая часть сооружений. — Ну? Теперь понятно?

— Вот так клюква! — только и смогла выдохнуть Ксюша, медленно опускаясь на подлокотник кресла.

* * *

— Гейдельбергский замок! Под Москвой! Это что-то! — произнесла, наконец, Ксюша.

Но Наталья не слушала:

— Как я могла не узнать! — сокрушенно сказала она. — Этот пейзаж весь мир знает! Старый мост через Неккар на первом плане и весь такой из себя импозантный Гейдельбергский замок, который хоть и находится позади, как бы в лесу, но поважнее выглядит, чем весь Старый город и река. Обалденные руины! В Германии самые крутые, точно?

— Я там не была, — словно оправдываясь, вздохнула Ксения, — ты же знаешь, мы с Мишей больше во Франции время проводили. Там тоже замки… Хотя этот, конечно, просто чудо.

— В том-то и дело, что не просто чудо! — возразила Наталья: — Это не просто руины. У них такая история — закачаешься!

— Расскажи! — нетерпеливо потребовала Ксюша, в точности как маленькая девочка в ожидании интересной сказки.

— Хорошо, слушай, — снисходительно кивнула Наталья, которой не терпелось блеснуть интеллектом. Память у нее была отличная, а поездка в Германию, да еще такая романтическая, состоялась совсем недавно, так что ей не пришлось напрягаться, чтобы вспомнить даже мелкие подробности. — У этого замка довольно бурная история. Это заметно и по внешнему виду зданий, из которых он состоит. Ты ж понимаешь, что их не за один день построили, а в разные эпохи. Вообще, про Гейдельбергский замок впервые написано в документах первой четверти тринадцатого столетия. Только там было про один замок. А сто лет спустя — уже про целых два — верхний и нижний.

— Наш который?

— Историки думают, что сначала построили верхний, а современный Гейдельбергский замок — это нижний, его начали строить где-то в конце тринадцатого или в начале четырнадцатого века, — пояснила Наташа и стала рассказывать дальше: — В тринадцатом веке была построена крепость, чтобы дороги охранять в долине реки Неккар, а еще переправы. Ну, потом понадобилось сделать крепость понадежнее, и в пятнадцатом веке вокруг нее еще построили стену с четырьмя круглыми башнями, массивными такими. Получилось круто, но не особо эстетично. Поэтому в шестнадцатом и семнадцатом веках имперские князья решили пофанатазировать от души и построили дворцы в стиле ренессанс. Тогда крепость превратилась в прекрасный замок, там даже парк появился.

— Всего лишь парк? — презрительно фыркнула Ксения.

— Всего лишь?! — возмутилась Наталья. — Да он один из самых крутых в Европе, чтоб ты знала! Молчи и слушай. В семнадцатом веке всю эту красоту изрядно подпортили, к сожалению. Во время Тридцатилетней войны[5]и войны за Пфальцское наследство[6]французские войска несколько раз нападали на Гейдельбергский замок, трижды захватывали, так что от него в итоге одни развалины оставались. Но его каждый раз после этого по новой восстанавливали и перестраивали. А в восемнадцатом веке курфюрст Пфальца и хозяин замка, католик, захотел получить здание протестантской церкви в Старом городе. Хотел сделать ее своим придворным храмом, но у него ничего не вышло. В общем, пришлось ему перебраться в Мангейм[7]. И когда этот курфюрст убирался из Гейдельберга, то со злости пожелал жителям города, чтобы здешние улицы «поросли травой».