еще хрипя, Кёниг перекатился на спину.

– Я уж думал, что Нахт ему все расскажет. Когда он сказал, что на Бедекта будут охотиться…

– Отвлекающий маневр, – ответил Крах, скрывая ненависть к новому Кёнигу.

Отражение использовало доппелей Краха (истинным Кёнигом был он), чтобы вырваться из зеркала и занять его место. Но доппели, каждый из которых воплощал какой-то из страхов Кёнига, все погибли – и вместе с ними исчезли и слабости, которые они олицетворяли.

Кёниг, скривившись, поднялся на ноги. Руку он крепко прижимал к ребрам и хватал воздух короткими глотками.

Крах понимал, как его Отражениям удалось перехитрить его доппелей. Отражения видели отрывки возможных будущих, а это любому даст преимущество, какие бы действия ты ни планировал. Однако он все еще испытывал глубокое отвращение к самому себе за то, что не смог предотвратить заговор против себя и пал его жертвой.

Он отомстит, всем и каждому. Но сначала нужно расставить все фигуры по местам, а для этого ему нужно было его Отражение.

«Нет. Я – отражение. Он настоящий. Он и есть Кёниг».

Кредо воина: павшие от твоей руки будут служить тебе в Послесмертии. Если же убить человека, который, в свою очередь, убил десять других, эти десять также будут служить тебе. Большую часть Послесмертия населяли армии бродячих убийц, связанных Кредо. И это стало бы спасением для Краха. Бедект убил Моргена и, когда умер сам, мог повелевать юным богом, хотя воин ни разу не сделал этого. Почему нет, Крах не мог даже представить. Но теперь Бедект снова был жив, и это значило, что старика снова можно убить. Конечно, убийство Бедекта не гарантировало, что Морген снова окажется связан Кредо и будет служить тому, кто убил Бедекта. Все зависело от того, во что верит большая часть людей. До жителей других городов-государств Крах дотянуться не мог, но население Зельбстхаса находилось в полной его власти.

«И они прекрасно обучены верить».

– Мне нужно переговорить со всеми священниками высоких рангов, которые все еще находятся в городе.

– Зачем? – спросил Кёниг.

– Нам нужно твердо знать – каждый житель Зельбстхаса оповещен, что человек, который убил их бога и помог ему вознестись, бежал из Послесмертия.

– Не понимаю зачем…

– Жрецы доведут до сведения всех и каждого, что тот, кто убьет его, будет иметь власть над их богом.

– И ты правда веришь, что…

«Идиот».

– Неважно, во что я верю. Когда все в Зельбстхасе – центре власти Моргена – поверят в то, во что я хочу, это станет правдой.

– Не думаю, что это сработает, – ответил Кёниг, потирая подбородок.

«А уж что ты там думаешь, вообще не играет роли».

– Сработает. Пожалуйста, собери священников, чтобы я мог поговорить с ними.

Кёниг ухмыльнулся очень некёнигской ухмылкой.

– Полагаю, я могу сделать тебе такое одолжение.

Крах низко поклонился.

– Спасибо.

Он наблюдал, как Кёниг наслаждается своей маленькой – и притом иллюзорной – победой.

«Они думают, что я в ловушке и беспомощен».

И во многом так оно и было. Но это ненадолго.

Скоро Крах заставит служить себе трех самых могущественных гайстескранкенов Моргена, лишит их воли своей силой гефаргайста. Овладеет ими. Эрдбехютер и Унгейст были ванистами, хотя безумие их имело совершенно разную направленность. Эрдбехютер ненавидела человечество, считала людей тараканами, пачкающими идеальный мир. Она думала, что говорит от имени земли, верила, что может вдохнуть жизнь в камень и с его помощью очистить землю от этой заразы. Унгейст провозгласил себя Экзорцистом Геборене. Он верил, что внутри каждого человека есть семя зла, демонический дух. Таким образом, он освобождал этого демона, вызывал его и помогал выбраться из узилища плоти. Это был кровавый процесс. Драхе, териантроп, была откровенной психопаткой, хладнокровной, как рептилия.

Кёниг расхаживал по комнате, правой рукой подперев подбородок, а другой обхватив локоть правой.

«Дурачок делает вид, что думает и планирует».

Крах знал, что это все чистой воды притворство. Его Отражение, вырвавшееся из зеркала, было беспомощно. Он бы рассмеялся, если бы не застрял в зеркале, как самое ничтожное Отражение, если жизнь – его жизнь! – не проходила бы сейчас мимо него. Быть так близко к жизни и все же не иметь возможности прикоснуться к ней – какая же это пытка.

«Я стану свободен».

Крах прижал руки к стеклу зеркала, глядя на огромный мир за пределами своей тюрьмы. Его Отражение и его непокорный бог-мальчишка снова подчинятся ему. Зельбстхас и Геборене Дамонен снова станут принадлежать ему.

Призрак улыбки скользнул по его губам, сморщился и растаял.

Гехирн отправили в Гельдангелегенхайтен, освятить новую церковь Моргена, и в ее отсутствие Крах легко и быстро приберет к рукам троих самых могущественных гайстескранкенов во всем Зельбстхасе. Он использует их, чтобы прикончить этого сумасброда Бедекта. Пусть Морген и Нахт размышляют, даст ли убийство Бедекта кому-то контроль над богом. Крах в этом ни секунды не сомневался. Реальность же всегда становилась такой, какой он представлял ее себе. То, что он был заточен в зеркальной тюрьме, никак не повлияло на состояние его рассудка. Его безумие всегда воплощалось в жизнь.

«Я освобожусь. Я стану настоящим».

Кёниг коротко взглянул на него так, словно прочел его мысли, и поспешно покинул комнату. Он был жалок, в нем не было ничего из того, что возвысило Краха. Если этот новый Кёниг и был гефаргайстом, то слишком слабым, чтобы это можно было заметить.

Крах задумался о Бедекте. Что может какой-то разбитый старик сделать богу?

«Вся эта ахинея, которую Нахт нес насчет того, что у Бедекта есть способ остановить Моргена, должна быть отвлекающим маневром».

А Морген, дурачок, повелся на это.

Крах мог быть заперт в зеркале, но он все еще мог использовать свое могущество гефаргайста против тех, кто находился за пределами его тюрьмы. Он поработит Эрдбехютер, Унгейста и Драхе и заставит их убить Бедекта. Когда они вернутся, он будет повелевать Моргеном через них. Возможно, даже сможет приказать богу освободить его из этого зеркала. А когда он вернет себе свободу, посредники ему станут и не нужны.

Он придумал своего бога. Морген, может быть, располагал божественным могуществом, но все еще оставался наивным ребенком.

«Я создал его. Он мой».

* * *

Нахт наблюдал, как Кёниг препирается с Крахом, из крошечного осколка разбитого зеркала, плотно запихнутого в угол, где его вряд ли можно было найти или случайно убрать. Говоря Моргену, что многие последователи Геборене на самом деле поклоняются ему, Нахт несколько преувеличивал. Тех, кто находил в нем более подходящий аспект своего бога, было крайне мало, и они были