своих целях. Все доппели Кёнига погибли и рассеялись, Кёниг теперь был не более чем Отражением, а тот, кто был всего лишь Отражением, разгуливал по реальному миру во плоти.

Морген не был уверен, его смешит или печалит тот факт, что новый Кёниг часто совещается с неудачником, заключенным в зеркале.

«Люди не учатся. Они не меняются».

Интересно, это потому, что они не могут, или же им просто никогда не приходило в голову попробовать?

Морген окинул взглядом покои. Не так давно принадлежавшие теократу, теперь они стали его собственными. Пушистые и безвкусные ковры были убраны и сожжены, обнажив голый камень пола; толстые ковры были настоящим рассадником грязи и пыли. Величественные гобелены сняли со стен и бросили в какой-то глубокий подвал. Ничем не украшенные каменные стены были настолько чистыми, что блестели. Морген глянул в верхний угол, в то место, где стена сходилась с потолком, и нахмурился. Не паутина ли там прячется в тени? Если бригады уборщиков в его покоях работают спустя рукава, что же творится в городе? А он должен скоро выйти на улицы. Грязь и халатное отношение к делу – это одно и то же. Идеальный мир будет не так просто создать, но он стоит того.

Он придирчиво осмотрел себя в стоявшем в углу латунном зеркале. Его одежды сияли безупречной, какой может добиться только бог, белизной.

Кёниг сказал что-то о войсках. Морген не разобрал его слов.

– Встань, – сказал Морген.

На самом деле ему было совершенно ни к чему, чтобы Кёниг поднимался во весь рост – тот был высоким ублюдком, – однако ему стало интересно, появилась ли на одеждах теократа пыль после того, как тот подмел пол подолом своего одеяния.

Кёниг распрямился и замер в ожидании, глядя на мальчика-бога. Одежды бывшего теократа оказались чистыми.

«Я не должен чувствовать себя маленьким, не обязан выглядеть как маленький мальчик. Я могу быть кем угодно, выглядеть как угодно».

Морген сделал вид, что не обращает внимания на теократа, и принялся рассматривать свои руки. Обнаруживая там засохшую кровь, он отковыривал ее. Она не была реальна; лишь воплощение его вины. Его рукам не стать чистыми, пока он не выкорчует из себя заразу, что он подцепил, общаясь с Бедектом, Вихтихом и Штелен. Они исковеркали его, испортили невинного мальчика, научили его лгать, обманывать и воровать.

«И убивать. Не забывай о том, что и убивать научили тебя тоже они».

Пытки, которые он испытал, попав в руки последователей Эрбрехена, уничтожили последний шанс Моргена сохранить рассудок. Поработитель пытался сломить его и преуспел, хотя, возможно, и не в том смысле, в каком собирался.

Морген вздрогнул. Он снова ощутил, как нож Бедекта проскальзывает между ребрами и пронзает сердце. Стоило ему вернуться мыслями к тому дню, и тень мучительной агонии приходила вместе с воспоминаниями. Вкус покаяния.

«Я использовал его. Украл его шанс на искупление».

И хотя старый воин погиб вскоре после того, как убил Моргена, Бедект ни разу не попытался воспользоваться своей властью над ним, которую таким образом заполучил.

Почему? Бедекта нельзя было назвать хорошим человеком, даже с большой натяжкой. Почему он до сих пор не нашел применения своей власти над богом Геборене?

Счищая с рук все больше сухой крови, Морген складывал ошметки в карман, чтобы не мусорить. Он отметил, что Кёниг и Крах наблюдают за ним.

«Они ищут что-то, что смогут использовать, любую возможность подчинить меня своим целям».

Истинный Кёниг был могущественным гефаргайстом, его вырвавшееся на волю Отражение не проявило пока ни толики способностей свергнутого хозяина. Неужели ни капли безумия Кёнига не досталось ему? Или же он скрывал эти свои способности от своего бога? Неведение грызло Моргена изнутри, а спросить напрямую он не осмеливался, опасаясь продемонстрировать свою слабость. Кёниг был эгоцентричным ублюдком. И ни одному из Кёнигов не дано быть другим.

– Докладывай, – произнес Морген.

– Войска продолжают прибывать, – сказал Кёниг, быстро поклонившись. – В городе больше нет места. Казармы переполнены. Невозможно содержать их в чистоте.

«Чистота».

Кёниг умело подбирал слова, зная, какой эффект окажут.

«Он пытается манипулировать мной».

Но с какой целью?

– И? – спросил Морген.

Кёниг сглотнул. Несмотря на то, что он возвышался над Моргеном, ему каким-то образом удавалось казаться маленьким и сломленным.

«Это все – чистой воды притворство», – напомнил себе Морген.

– За последние две недели армия увеличилась почти на десять тысяч человек, – сообщил теократ. – Никогда не предполагалось, что городской канализации придется отводить такие объемы нечистот.

– Здесь, в жизни, или в Послесмертии?

Морген мог свободно перемещаться между реальностями исключительно силой своего желания – одно из преимуществ бытия Вознесенных, – но выйти за пределы земель, принадлежавших его церкви, ни в том, ни в другом мире он пока еще был не в силах.

– И там, и здесь.

– Улучши ее, – сказал Морген.

– На это уйдет время. Месяцы. В городе уже… пованивает.

Пованивает. Его город должен вонять дерьмом, лошадьми и людьми в доспехах. Он вспомнил запах Бедекта – смесь прокисшего пота, эля и, скорее всего, никогда не чищенных зубов. И Штелен – она лошадь могла свалить своим дыханием.

– Пусть покинут город, – сказал Морген. – Разбей для них лагерь за стеной.

– А в Послесмертии? – спросил Кёниг.

В мире живых стены Зельбстхаса возвела Эрдбехютер, молодая жрица Геборене родом из одного из племен ГрасМер – камень и почва повиновались ей как ванистке. В Послесмертии работа шла гораздо медленнее, отчасти из-за разницы во времени между двумя реальностями, а отчасти из-за того, что там не нашлось никого, обладающего похожими способностями.

«Мне следует убить ее».

И она тогда смогла бы построить вокруг Зельбстхаса в Послесмертии точно такую же стену. Моргена раздражало, что города в разных реальностях отличаются друг от друга.

Она была чуть старше двадцати. Но для того, чтобы заставить Эрдбехютер использовать ее способности по максимуму при создании стены, Морген нанес серьезный ущерб ее рассудку. Она была уже близка к Вершине.

– Придумай для нее какое-нибудь поручение и отошли ее прочь, – приказал он Кёнигу. – Я не хочу, чтобы ее разорвало где-нибудь рядом с моим идеальным городом и нас всех забрызгало.

Он содрогнулся при мысли о том, какой вред она может нанести.

Теократ поклонился.

Упоминание Эрдбехютер навело его на мысль о других гайстескранкенах, которых он хотел бы держать подальше от своего города.

– Унгейста и Драхе тоже отошли.

– Что мне им сказать?

– Придумай что-нибудь.

– Разумеется.

– В обеих реальностях размести войска за пределами города, – сказал Морген.

Кёниг кивнул, соглашаясь.

– На следующей неделе прибудет еще пять тысяч.

– Ожидалось десять.

– Люди не