Возможно, несмотря на все, его талант поэта еще остался при нем. Если план Бедекта сработает и они вернутся к жизни, как ему использовать свой второй шанс? Стоит ли ему продолжить борьбу за звание величайшего фехтовальщика в мире? А может, двинуть в Траурих, найти жену и сына, вернуться к сочинению стихов и составить себе репутацию величайшего поэта?

«На этот раз я могу выбрать что-то другое. Я могу стать кем-то другим».

Что бы он ни делал, люди будут любить его за это; таков был его истинный дар. Придурки вроде Бедекта, которые не видят дальше собственного носа, считали его слабым гефаргайстом, но Вихтих знал правду. Он был талантлив и чертовски хорош собой. Его остроумие и обаяние притягивают к нему и мужчин, и женщин. Какую бы стезю он ни избрал, он найдет на ней множество поклонников.

«Почему же лучшие свои стихи ты написал после того, как эта сварливая баба, твоя женушка, выставила тебя вон?»

Вихтих отбросил эту мысль. Прошлое – бесполезно, оно всего лишь якорь, что тянет на дно в океане неуверенности в себе и взаимных обвинений. Ведь прошлое нельзя изменить, какой тогда смысл предаваться воспоминаниям?

«Проклятье. Да что там Бедект всегда говорил о прошлом?»

Те, кто живет прошлым, довольствуются тем, что преодолели его? Нет. В этом нет никакого смысла. Хотя, конечно, многое из того, что говорил старый козел, было бессмысленным дерьмом, подаваемым под видом глубокой мудрости.

«Боги, мне скучно».

Ему нужно было заняться чем-то, чем-то быть. Являлся ли он все еще величайшим фехтовальщиком мира, если он находился здесь, в Послесмертии? Как скоро живые позабудут его? При мысли об этом у него прошел от страха холодок по спине. Может ли быть что-то хуже, чем быть никому не известным?

На его столе наконец появились кружка с серым элем и тарелка с мясом, которое могло быть цыплячьим, если бы цыплята выглядели в основном как кошки, вокруг были беспорядочно навалены какие-то овощи… Вихтих приложился к кружке и скривился.

«Как, черт возьми, что-то может быть серым и на вкус?»

Отпихнув овощи на край тарелки – они выглядели так, как будто один раз их уже кто-то съел, – Вихтих вгрызся в цыпленка, на ходу выплевывая перья и когти.

«О прошлом сожалеют поверженные им бездари».

Ближе, но не совсем то. И слишком умно для Бедекта.

«Те, кто выдумывает себе прошлое…»

Хм. Над этим стоит еще покумекать.

Да где Бедект шляется?

Что, если он заявится вместе со Штелен, а та приволочет с собой Лебендих, огромную мечницу? Лебендих – кто она теперь для Штелен? Подруга?

Штелен зарезала мечницу еще в Найдрихе, когда они все были еще живы. Здесь, в Послесмертии, Лебендих была вынуждена служить той, что отправила ее сюда.

«Нет, ты только представь, что должен служить такой кровожадной суке, как Штелен».

Притворялась ли Лебендих, что Штелен ей нравится, в попытке устроиться наилучшим образом в той дерьмовой ситуации, в которой оказалась, – или же она действительно нашла в клептике что-то, что искренне оценила? Они выглядели счастливыми. Ну, Штелен такой счастливой раньше по крайней мере никогда не выглядела.

Он пожалел бы мечницу, но жалость, как и любое другое чувство, касающееся благополучия других людей, была лишена всякого смысла.

Размышляя о Лебендих, о том, что ей приходится служить Штелен, Вихтих осознал, что не так уж плохо устроился. Он всего лишь сидит в этом скучном городе, поджидая старика. По крайней мере, он был свободен, Кредо Воина не связывало его. Почему Морген освободил его, Вихтих даже предположить не мог. Не то чтобы это имело значение. Ни в коем случае он не собирался благодарить за это маленького поганца, который его прикончил.

Благодарность. Еще одно бесполезное чувство.

Если подумать, полезных чувств было не так много – если только их не испытывали к нему другие люди.

Служанка принесла еще пинту эля. Без единого слова она поставила кружку на стол перед Вихтихом и развернулась, чтобы уйти.

– Подожди, – сказал он. – Ты умерла в этой таверне.

Она замерла на месте, и лишь по тому, что она чуть ссутулилась, можно было понять, насколько неприятна ей эта тема. Девушка указала на барную стойку:

– Прямо здесь. Она перерезала мне горло, назвала шлюхой, – служанка покачала головой. – Я даже не увидела ее, ту, которая это сделала. Она бросила меня там истекать кровью. Я залила чуть не весь пол, – девушка уставилась на свои руки. – Я пыталась зажать рану, остановить кровь.

Это было похоже на Штелен, но обзывать «шлюхой»?.. Неужели она так сильно приревновала его тогда? Вихтих сделал мысленную пометку – позже подколоть Штелен насчет этого.

– Тогда почему ты все еще здесь? Я был бы где угодно, только не здесь.

Она почти незаметным движением пожала плечами:

– Здесь есть работа. Мне по-прежнему нужны деньги.

Служанка ушла. Вихтих снова проводил взглядом ее покачивающиеся бедра и снова не смог вызвать в себе ни тени вожделения. По-прежнему нужны деньги. Девушка, конечно, была права. Иначе для чего бы Кредо Воина всегда советовало захватить с собой в Послесмертие драгоценности и оружие? Вихтих усмехнулся без всякой радости. Он умер нищим, Штелен обчистила его до нитки. Она должна заплатить за это.

«Да! Я должен устроить ей день расплаты, вот что».

Он столь многое ей дал за все эти годы, проведенные вместе. Одаривал ее своей дружбой и проницательными советами. А уж сколько раз он покупал ей выпивку! Вихтих даже не мог припомнить. Да. Он заставит ее заплатить за то, что она сделала. Но подходить к такому важному делу стоит без глупой суеты. Клептик, несмотря на все свои недостатки и слабости, была опасна. Просто убить ее? Скучная месть, вот Штелен с ее невеликим умишком только такое и смогла бы придумать. Вихтих знал, что он – совсем не скучный и не тупой. На этот раз он выждет подходящий момент.

«Никто не ворует у меня». Штелен произносила это таким тоном, словно это было наихудшее преступление, какое только можно вообразить. Забавно, учитывая, сколько времени она провела, обкрадывая своих самых близких друзей. Что он может такое у нее украсть, потеря чего причинит ей самую сильную боль?

Вихтих ухмыльнулся и допил эль.

Лебендих.

Он громко рассмеялся и махнул служанке, чтобы она принесла еще эля. Ни одна женщина не могла устоять перед его обаянием гефаргайста.

«Я уложу в постель большую мечницу, украду ее у суки-воровки».

Дверь постоялого двора распахнулась. Вошел молодой человек, в белом