тот. – Именно в целости и сохранности. Штука в штуку. Знаешь, Филон, нам с тобой надо бы поскорее выгрузить товар и побыстрее уносить отсюда ноги.

– С чего бы это? – вновь набычился капитан.

– Не знаю. Сердце подсказывает. В Риме сейчас начнутся такие дела, что провинциалам, особенно храбрым мореходам, следует держаться от них подальше.

– Это тебе кто шепнул?

– Да уж… – неопределенно ответил одноглазый и добавил: – Говорят, новый принцепс трусоват. Утверждают, мягковат на казни, привязан к каким-то писулькам. В Азии отметился тем, что все больше хватался за увещевания. Любит прощать. Это гнилой товар, когда каждый из сильных готов примерить на себя императорский венец.

Помолчав, добавил:

– Этот старикашка не зря здесь появился…

Глава 2

Сразу после восхода солнца повозка доставила Антиарха к городским стенам. Перед Остийскими воротами, возле пирамиды Цестия, пассажиры выгрузились.

– Дальше пойдем пешком, – предупредил Антиарх и возмутился: – Да не пяльтесь вы на эту пирамиду! Здесь таких чудес навалом. Если все пойдет как задумано, сами соорудим что-нибудь сногсшибательное. Храм гостеприимного Ангела, например…

Сказать легко, трудно сделать! Оторвать провинциалов, в первый раз оказавшихся в столице мира, от разглядывания высокой пирамиды, напоминающей знаменитые египетские сооружения (разве что только высотой эта достопримечательность Вечного города уступала им), было невозможно.

Пришлось Антиарху посохом подталкивать спутников. В конце концов он взял Пантею за руку, а Исфаила предупредил: «Если не перестанешь пялиться, тебе будет очень больно. – Потом приказал: – Возьми за руку Викса. Присматривай за ним, а не то…»

Выглядевший малолеткой Википед, успевший побывать в Вечном городе, ехидно предложил эфиопу:

– Посадил бы меня на плечи, я бы тебе все рассказал…

Исфаил резанул его взглядом, и Википед сразу сам схватил негра за руку.

Это была необходимая мера, чтобы не потеряться, так как городские улицы плотнели на глазах.

В Риме в ту пору на сравнительно небольшой территории проживало около полутора миллионов жителей, так что скученность здесь была умопомрачительная. Сказать, что в толпе было тесно – ничего не сказать, и это притом, что все вокруг мчались как оглашенные. Кто спешил с грузом, кто без груза, с посылками и без посылок, с солдатскими узлами за плечами и ношей на шее.

По распоряжению, изданному еще во времена Юлия Цезаря, телеги, рыдваны, брички, подвозившие товары, могли использоваться в городе только в темное время суток. В светлое время по городу разрешалось перемещаться исключительно пешим ходом или верхом. Можно было также использовать ручные паланкины, особенно если у его хозяина имелись могучие, шагавшие, не глядя себе под ноги, рабы. Молодцы вздымали носилки на плечи, и только попробуй оказаться у них на пути. Ударами ноги они расшвыривали зазевавшихся прохожих.

Все спешили в сторону рынков, то есть по направлению к республиканскому форуму.

Добравшись до Большого цирка[10], успев нахвататься пинков, толчков и тычков, научившись давать сдачи, спутники старика невольно притормозили.

Некоторое время приезжие провинциалы, разинув рты, разглядывали Большой цирк. С ними ничего нельзя было поделать.

Антиарх с досады плюнул.

Время поджимало.

С каждым часом ему все более становилось не по себе. Близилось позднее утро, когда из своих домов начинали выбираться представители высших сословий, которым лучше не попадаться на глаза. Дело не в возможности быть узнанным – столько лет прошло, да и трусливым Антиарх никогда не был. Не будь рядом его спутников, он даже капюшон с головы бы скинул.

Опыт переменчивой рискóвой жизни подсказывал – крайне небезопасно при свете дня тащить через город всю эту обузу. Антиарх, тайно появившись в Риме, рассчитывал незамеченным раствориться на его улицах. Лечь на дно, осмотреться, найти старых друзей, а тут такие пугала, которых приходилось постоянно увещевать прибавить ход.

Каждый из его спутников был по-своему примечателен. Всякая мразь на пути заинтересованно приглядывалась к высокому, чернокожему, мускулистому громиле и таинственной красотке, чьи прелести были чрезвычайно приманчивы для всего мужского поголовья Рима. Даже на Викса обращали внимание – опытные прохожие, привлеченные странным малолетством незнакомого эроменоса, не раз и не два оглядывались на него. Глаза у Викса, несмотря на облик двенадцатилетнего молокососа, были предательски блудливы и разборчивы.

Антиарх знал римлян – о физических достоинствах Исфаила, прелестях неизвестной соблазнительницы, странном малолетстве Викса, заговорят.

И будут говорить!..

Не дай Хрѝст, какой-нибудь уличный ублюдок проследит за эфиопом и донесет местному ланисте. Хозяева гладиаторских школ люди хваткие, хороший товар они никогда не упустят. Сразу отыщут в многолюдном Риме такого статного бойца, как Исфаил, самой фортуной предназначенного для боев на арене.

…Пантею могли узреть из-за шторок. В Риме хватало богатых сладострастников, которые не станут церемониться с какой-то провинциалкой. Вон как покачивает бедрами, то и дело поправляя сбивающуюся шаль, демонстрируя аппетитное личико и не менее аппетитные груди. Стартовую закалку астартовой блудницы от проницательного взгляда не спрячешь, а в Риме опытных сводников всегда хватало.

За компанию и Викс сойдет – вон как на него глянул какой-то пристрастник мужских прелестей.

И бросить их нельзя.

Разделить тоже.

Ждать тоже нельзя.

С другой стороны, что-то подсказывало – в первый день можно рискнуть! В этом тоже была какая-то подспудная зацепка – если эти первые часы пребывания в Риме останутся незамеченными, значит, судьба на его стороне, и эта поддержка имела очень важное значение в том деле, ради которого он вернулся в Рим.

* * *

К сожалению, попытка обвести фортуну вокруг пальца дорого обошлась заядлому приверженцу непримиримых разночтений между светом и тьмой, только узнал он об этом слишком поздно.

Узнал и очень сильно пожалел.

Согласно давней договоренности, в Риме его приютил бывший подручный Витразин. После поимки банды Сацердаты Витразина продали в гладиаторы, однако парень и там сумел не только выжить, но и сколотить состояние. Витразин обзавелся собственным домом, расположенным на Квиринальском холме.

Там Антиарх и остановился.

Без особых почестей, но и без презрительного снисхождения. Однако неделю спустя бывший гладиатор потребовал от гостей, чтобы те «убирались из его дома».

Сроку дал два дня – «и чтобы все тихо, как пришли, так и ушли».

…Разговор случился под вечер. Слуга, поднявшись на антресоли, где незваным гостям были выделены две комнаты, передал распоряжение зайти к хозяину.

Антиарх сразу заподозрил неладное. Он спустился с антресолей и, миновав внутренний дворик-перистиль, вошел в покои хозяина.

Витразин, облачившись в тогу и рассматривая себя так и этак, важно прохаживался перед громадным металлическим зеркалом.

Старик опешил.

Бывший гладиатор – и в тоге!!

Витразин совсем рехнулся? Мечтает очутиться в Мамертинском карцере за публичное оскорбление достоинства римского