Тут и настала минута, когда Андрей взялся за колокольчик, но мысль о несчастной участи Марии, об отчаянии Смарагдины, отчасти и о себе самом (ведь у него была только одна отрада в жизни – слабая надежда найти когда-нибудь свою дорогую сестру), – удержала его. Он стал работать еще более, не только днем, но и по ночам. На заработанные им деньги кормились жена и ребенок Пьера, а немного денег Андрей относил и самому Пьеру, чтобы несколько скрасить его жизнь в тюрьме. Что можно было скопить, аккуратно каждую неделю откладывалось, и через 6 месяцев была скоплена порядочная сумма. Андрей был измучен, но его поддерживала мысль, что через два-три месяца он освободит того, кто спас ему жизнь. Но однажды вечером, когда он хотел прибавить еще серебряную монету к скопленному богатству и попросил Жанну принести эти деньги, та со страшным криком, бледная, с остановившимися от ужаса глазами, прибежала обратно и объявила Андрею, что все деньги украдены. Несколько минут Андрей не мог произнести ни слова, потом, поддавшись отчаянию, горько заплакал. На следующий день надо было идти на свидание к Пьеру. Жанна объявила, что она ни за что не решится сообщить ему о новой беде. Андрей взял это на себя.

– Теперь я, кажется, скоро выйду отсюда? – спросил Пьер. – Ты мне говорил, что через два месяца? Как еще долго; если бы мне пришлось просидеть еще дольше, – я бы не выдержал, – я бы убил себя!

У Андрея не хватило мужества сказать Пьеру, что все надо начинать с начала, что ему придется просидеть в тюрьме не два, а еще восемь или десять месяцев. Он вернулся домой и сказал жене водовоза:

– Я не мог сказать Пьеру! Примемся опять работать, на два месяца у Пьера хватит терпения, а там, может быть, Бог смилуется над нами!

Но два месяца прошли, и все было по-прежнему, – собрали только немного денег.

А Пьер уже считал часы, которые ему еще осталось провести в тюрьме, и с таким нетерпением и радостью ждал часа своего освобождения, что Андрей не в силах был вынести этого: возвратившись однажды вечером домой, он принес с собой 1000 франков.

– Только ничего не говорите Пьеру, – сказал он Жанне.

– Но откуда у вас эти деньги?

– Вы это узнаете потом!

На другой день Пьер был свободен.

Как прекрасно показалось ему все в его бедном жилище! Как удобен был его стул! На следующий же день водовоз принялся за работу.

Наступило воскресенье. Жена Пьера захотела отпраздновать освобождение мужа и начала приготовлять угощение. Но вдруг она заметила, что Андрей, который отчего-то с каждым днем становился все печальнее и печальнее, плачет.

– Что с вами, Андрей? – встревожилась она. – Вы так много работали для нашего счастья, неужели вы не радуетесь теперь вместе с нами?

– Конечно, я рад! – сказал Андрей. – Но я не могу сегодня вечером ужинать с вами.

– Перестаньте, не смейте об этом и думать! Зачем же тогда я купила две бутылки вина?

– Что же делать? Слушайте, я скажу вам всю правду, только не говорите Пьеру об этом. Я – солдат! Сегодня я получил приказание явиться завтра в село Дени, чтобы отправиться оттуда в мой полк.

– Но как это случилось, Андрей, что вы сделались солдатом?

– Я продался, дорогая Марта!

– О, бедный Андрей, – так вот откуда взялись у вас 1000 франков! Я сейчас бегу и расскажу всё Пьеру!

– Это бесполезно: ни вы, ни он ничем уже теперь не поможете. Пьера это только будет мучить, а он и без того слаб после заключения. Лучше ничего ему не говорите. Я молод. Семь лет пройдут быстро. К тому же военная служба мне нравится. Нехорошо только, что я продался, – боюсь, что товарищи не будут меня уважать.

– Но когда вы им расскажете, Андрей, о вашем добром поступке, и они вас будут почитать!

– Послушайте, Маргарита: чтобы Пьер ничего не подозревал, я поужинаю вместе с вами, а ночью потихоньку уеду. Я вовремя приеду в село Дени. Завтра вы ему скажите, что я получил письмо от моих бедных родителей и что я скоро возвращусь. А потом он и позабудет обо всем.

– Ну, нет, я ему все расскажу. Пусть он молится за вас. Разве не отрадно любить своих друзей? Я не хочу лишать его этого счастья.

– Тише, Жанна: едет Пьер! Проведем же этот день как ни в чем не бывало.

Через несколько времени Пьер и Андрей уже тащили по улице бочку и кричали: «Воды, воды!» Иногда Андрей забывал кричать, так как был не в силах преодолеть свою грусть. Тогда Пьер говорил ему шутя:

– Ты, кажется, бережешь свой голос, Андрей? Вероятно, сегодня вечером ты хочешь спеть нам что-нибудь?

Когда они проходили по одной улице, швейцар сказал им:

– Водовозы, отнесите-ка пару ведер на пятый этаж, в конец коридора.

– Я отнесу, – сказал Андрей, который боялся, чтобы Пьер не угадал его тайны.

Андрей наполнил свои ведра и поплёлся в пятый этаж.

VI

Я думаю, в Швейцарии найдется не мало местностей, жители которых имеют меньше прав называться горцами, чем парижане: ведь каждый дом представляет собою гору для тех, кто живет на её вершине. На вершине горы, о которой тут говорится, были две хижины, – две комнаты. Одна из этих комнат принадлежала Эмилю Мино. Это был несчастный музыкант, который и сам еще хорошо не знал, есть у него талант или нет, хотя и умел изрядно греметь на своем пианино. Но до сих пор у него не было еще случая или протекции, чтобы нашуметь в музыкальном мире. Ни одна газета не называла еще его несравненным пианистом. У него было несколько уроков, за которые ему скудно платили. Зимой ему случалось иногда исполнять на вечерах какие-нибудь пьесы, и ему аплодировали, надеясь, что во все продолжение вечера он будет играть танцы. За это ему ничего не платили, а, наоборот, делали вид, будто еще ему оказывают этим большую честь. Кроме нескольких пирожков и стаканов пунша, который ему приходилось брать с боя у лакеев, не считавших нужным угощать его, он ничем не пользовался на этих вечерах. Зато он получал от своих знакомых выгоду на Масленице. Он давал тогда в свою пользу вечерний концерт или музыкальное утро, смотря потому, сколько билетов рассчитывал продать.

Музыкальное утро обходилось ему дешевле, так как не надо было платить за