нахожусь на нижней точке карьеры, что выбился из инфопотока, что устарел и потерял чутьё. Первые несколько дней я поглядывал на петлю, змеиным кольцом свернувшуюся на столе, с высокомерным пренебрежением, к концу же второй недели её вид всё чаще вызывал у меня горькое чувство обречённости.

Принятие Колиного предложения было, конечно, жестом отчаяния. Но чем больше я размышлял о терпиловской истории, тем дальше уходил первоначальный скептицизм, и тем ярче разгоралась надежда. Попробовав дело на зубок, я отчётливо ощутил в нём давно забытый пьяняще-терпкий вкус – вкус сенсации…

…Сенсация, синяя птица журналистики, квинтэссенция профессии и её философский камень, добывается по-разному. В одном случае она – результат невероятного везения, в другом – гомункул, взращённый на субстрате грамотно подобранных связей, в третьем – тщательно спланированная акция, включающая множество участников и состоящая из десятков математически рассчитанных ходов. Но главные сенсации, те, что запоминаются на годы и вносят имена своих авторов в анналы ремесла, не продуцируются банальной новостной повесткой, не имеют ничего общего со звёздными скандалами или криминальной хроникой. Они не завоёвываются, а угадываются, кристаллизуясь из архетипов, мифов и городских легенд. Вернувшись затем в информационное пространство в виде газетных статей и телерепортажей, задействуют сложные механизмы коллективного бессознательного, обращаются к потаённым страхам, сомнениям и надеждам социума, эксплуатируя всеобщие наивность, невежество и страсть к парадоксам. Так, уже подзабытую сегодня панику накануне миллениума, когда мир застыл в ожидании техногенной катастрофы, породил страх перед начавшимся засильем компьютеров, шум вокруг продуктов с ГМО спровоцировала ненависть к крупным корпорациям, готовым на всё ради наживы, ежегодные страсти по новым штаммам гриппа (птичьему, свиному, и так далее) черпают энергию из иррационального ужаса перед внезапной смертью и недоверия медицине. Подобные сенсации – я называю их великими – не лежат на поверхности, чтобы заметить их мало одних дотошности и везения. Необходим или яркий, надземной талант, дающийся одному из десятка тысяч, или, как в моём случае – обострённое годами неудач новостное обоняние, сочетающееся с застарелой, иссушающей жаждой успеха, ставшей моим благословением и проклятьем одновременно.

Терпиловский случай, безусловно, имеет потенциал именно великой сенсации. Последние несколько лет страна томится в нервном предгрозовом состоянии. Казалось бы, на фоне происходящего, никому не может быть дела до коррупционных скандалов. Но отчаяние, как писал пацифист Герман Гессе даётся не для того, чтобы человек погиб, а чтобы он переродился. И это перерождение начинается. Страна постепнно обращается к себе, в себе, а не в происках Запада, начинает искать источник своих бед. И не это ли время для того чтобы вспомнить старую пластинку? Коррупционные скандалы, один за другим сотрясающие информационное пространство, поставили власть и общество в патовую ситуацию. Чиновники, у которых расследователи находят зарубежные счета, виллы и яхты, или блеют в своё оправдание что-то невразумительное, или отмалчиваются вовсе. Оппозиция в свою очередь негодует, но сделать ничего не может – собираемые ей протестные митинги пока не насчитывают необходимых для переворота миллионов участников. Дело в первую очередь в экономике – относительная сытость общества долго препятствовала бурному развитию антагонизма. Однако, в последнее время власть словно специально льёт масло в огонь народного недовольства то увеличивая налоги, то проводя пенсионную реформу и меняя Конституцию. Конфликт с Украиной эти проблемы только усугубляет. Напряжение нарастает с каждым месяцем. Сытость и Жажда Справедливости – два хтонических чудовища, два страшных призрака человеческого надсознания, с оскаленными клыками замерли друг против друга в предвкушении нового раунда той борьбы, что вершит историю. Схватка неизбежна, и её с нетерпением ожидают все – и недовольные, и сторонники власти. Первые мечтают о реванше, вторые жаждут проверить кулаки, убедиться в собственной устойчивости.

Возможно, терпиловские события – как раз и есть тот первый удар гонга в начавшемся противостоянии. Будучи правильно преподнесёнными, грамотно увязанными с общероссийской повесткой, они произведут эффект разорвавшейся бомбы. Терпиловская история соединяет в себе всё: и скопившееся недовольство, и исконный страх москвичей перед дикой провинцией, и мещанский вековечный ужас перед революционной дубиной, голодом и войной. Все эти кошмары полезут из Терпилова как ядовитые змеи из гнилой коряги после долгой зимовки. Они воплотятся в газетных публикациях, станут темами дневных телешоу, радиоклинчей и лонгридов на модных либеральных сайтах.

И надо всем этим праздником ужаса и надежды будет пламенеть имя Игоря Кондратьева. Оказавшись в центре внимания после терпиловских публикаций, я пойду на каждое телешоу, куда пригласят, дам интервью любому заинтересованному СМИ, вплоть до районной стенгазеты. Засвечусь везде, где возможно, и, дай Бог, обо мне снова заговорят. Вспомнятся былые заслуги, воскреснет пропавшая репутация. Не пройдёт и полугода, и я поквитаюсь с прошлым, займу причитающееся мне по праву место в профессии и вернусь к нормальной человеческой жизни… Да, успех – моя цель, мой бог, мое спасение. И, предупреждая критику, своей роли в этой истории я не стыжусь. Как бы ни развивались события, к каким бы последствиям ни привели мои публикации, мне себя винить не в чем. Журналист не создаёт общественные настроения, а лишь отражает их, в политическом пространстве он не актор, а резонатор, не комбатант, а наблюдатель. Если эффект от моих расследований окажется нежелателен для одних, я всегда смогу ответить, что другие ждали их с отчаянным нетерпением. Отказаться от освещения терпиловских событий с точки зрения журналиста означает отнюдь не сохранить нейтралитет, а занять одну из сторон. Так что гори всё синим пламенем и да здравствует беспристрастность – золотая броня нашей профессии!

Впрочем, предстоит ещё много работы. Раскрутить дело непросто и, возможно, придётся попробовать сразу несколько способов – нервной ноткой присоединить терпиловскую историю к хору недовольных очередным грабительским законом, пятым колесом пристегнуть её к громыхающей телеге какого-нибудь коррупционного скандала или сассоциировать с некой, хорошо себя зарекомендовавшей гражданской кампанией – например, за реформу судебной системы, раз уж один из убитых – судья. Предстоит побегать, напомнить о себе здесь и там, может быть, иной раз и унизиться, но в конечном результате я не сомневаюсь. Рано или поздно моё расследование взорвёт информационное пространство. Оппозиция, конечно, сделает эту историю эмблемой закончившегося народного терпения и начнёт наступление на власть по всем фронтам. Небольшой подмосковный городок станет символом всероссийского сопротивления, в его неустроенном быту, подробности которого растиражируют оппозиционные блоги и СМИ, себя узнает вся Россия.

Всё это, конечно, в самом лучшем случае. Фортуна – дама непостоянная, и, как не велики мои шансы, успех может не прийти вовсе, или оказаться гораздо скромнее ожидаемого, ограничившись двумя-тремя передовицами в заштатных изданиях. Но даже ради такой возможности стоит в