Итак, жребий брошен, Рубикон перейдён!

Терпилов, встречай своего блудного сына!

Глава пятая. Уродливая роскошь. Седой котёнок. Журналисты

Выходные я провёл, готовясь к расследованию. В первую очередь – сходил к особняку убитого судьи, располагавшемуся на южном выезде из города, в дачном посёлке «Романовский». Представление, составленное ещё по фотографиям, оправдалось полностью – именно такой огромный и безвкусный дом, типичный для нуворишей с претензиями, я и ожидал увидеть. Тут были все признаки нувориша с претензиями – и широкая мраморная лестница, у подножия которой расположились два каменных льва, по‑кошачьи выгнувшие спины, и фонтан размером с олимпийский бассейн, и бронзовые литые фонари, через каждый метр натыканные вдоль дорожек парка. Чувство меры явно изменило хозяевам при строительстве, и в итоге своей избыточной, вычурной роскошью вилла походила на одну из тех старорежимных купчих, что, собираясь на приём в городскую управу, обливались флаконами французских духов и нацепляли все имеющиеся драгоценности. Правда, если для купчихи наивное желание продемонстрировать состоятельность оканчивалось смешками за спиной да злыми памфлетами в прогрессивных журналах, то Обухову, похоже, даже подражали. Многие здания в посёлке насколько это, вероятно, позволяли возможности их владельцев, копировали архитектуру судейского замка…

Я несколько раз обошёл место преступления кругом, надеясь обнаружить какие‑нибудь новые, не замеченные оперативниками детали. Изучил забор, в котором преступники сделали щель, проникая на территорию, и, по их примеру протиснувшись сквозь неё, осмотрел парк и то самое кухонное окошко в подвальном помещении, через которое проникли в дом. Однако, ничего, не вошедшего в отчёты, найти не удалось – полицейские, надо отдать им должное, поработали тут на славу. У визита в «Романовский» был лишь один значимый результат – из списка подозреваемых я уверенно вычеркнул охранников Обухова. Преступникам не нужно было их соучастие – даже после того, как вследствие трагедии охрану посёлка усилили, я смог без труда и не поднимая тревоги, попасть на территорию. С тыльной стороны дома судьи не было ни камер, ни систем сигнализации, обходы же дежурные, судя по тому, как редки были их следы на недавно выпавшем снеге, делали нечасто…

Я хотел осмотреть и место убийства Пахомова, но, порассуждав, отказался от этой затеи. Во‑первых, до Апрелевки, деревни, в которой находилось поместье отставного олигарха, добраться оказалось непросто – общественный транспорт перестал ходить туда ещё в середине девяностых. А во‑вторых, даже приехав туда, я не знал бы что делать. Вилла Пахомова охранялась не в пример лучше судейской, это я понял ещё по фотографиям из дела. Кроме того, вместо сотрудников частной охраны там теперь дежурили полицейские. В лучшем случае я бы просто не узнал ничего нового, а в худшем – ещё и привлёк бы к себе ненужное внимание правоохранителей. Меня могли и задержать, о чём, конечно, тут же узнал бы Ястребцов. Не смутит ли его моя самостоятельность?

 Оставаясь в гостиничном номере, я взялся за изучение «Терпиловской правды», той самой газеты, где мне предстояло работать. Она оказалась обычным третьесортным листком, обслуживающим нехитрые информационные интересы городской администрации. Большую часть статей составляли официальные объявления и панегирики в адрес местных чиновников, самозабвенно трудящихся на благо горожан. Одну из статей, доставившую мне минуту иронического удовольствия, я даже сохранил на память.

«Терпиловской оппозиции по-прежнему не дают покоя доходы городских чиновников, – писал её автор, некий Милинкевич. – В частности, в социальных сетях появился материал известного любителя порыться в чужих карманах яблочника Едракина, в котором утверждается, будто заместитель главы города, заведующий сферой ЖКХ Максим Николаевич Перепёлкин, получил вид на жительство в Румынии, приобретя при этом гостиницу у подножия Карпат стоимостью около полумиллиона долларов. В доказательство господин Едракин прилагает к своей кляузе и некие выписки из румынских государственных реестров. В них действительно значится фамилия Перепёлкина, но, на мой взгляд, торопиться с выводами и обвинять уважаемого Максима Николаевича рановато. Во-первых, оппозиционные «документы», как это уже бывало, могут оказаться филькиными грамотами. Во-вторых, даже если сведения верны, то сам факт наличия зарубежного имущества ничего не доказывает: в конце концов, российскому чиновнику не самого маленького подмосковного города его вполне могли банально приписать. ЦРУ, Госдеп и прочие недоброжелатели страны не дремлют – Россия никогда не испытывала недостатка во врагах. В-третьих, даже если Перепёлкин в самом деле владеет отелем, то обвинять его было бы опрометчиво. Деньги на покупку он вполне мог занять, унаследовать, наконец, накопить. Максим Николаевич – человек в возрасте, на днях он отметил полувековой юбилей».

Далее в статье дотошно разбирался каждый из вариантов. Автор то залезал в дебри международной политики, то вычислял, сколько можно было сэкономить за жизнь, начиная чуть ли ни со школьных завтраков, то возмущался происками западных спецслужб.

Генезис сего шедевра был очевиден с первого взгляда. У разоблачённого воровайки из мэрии случился панический приступ и, судя по обилию оправданий, соревнующихся друг с другом в наивности и нелепости, паника передалась журналисту, назначенному отбеливать его репутацию. Впрочем, удивляла в статье не шаблонная, даже карикатурная смехотворность аргументации, а сам факт её появления в печати. Для этого материалу обычно необходимо преодолеть множество барьеров: пройти через ответственного секретаря, корректуру и главного редактора. Если текст всё-таки пустили в печать в столь унизительном для издания виде, то верно одно из двух – или редакции совершенно плевать на своих подписчиков, или же страх перед оскорблённым чинодралом заставил журналистов забыть об элементарных приличиях… В любом случае, работёнка мне предстояла непростая.

В «Терпиловку» я направился утром в понедельник. Здание редакции, расположенное недалеко от центра города, на Варфоломеевской, я узнал не сразу. К памятному мне двухэтажному сооружению из белого кирпича сделали стеклянную пристройку, похожую на теплицу, а само оно оказалось обвешано рекламными баннерами и объявлениями. По всей видимости, часть помещений газета сдавала в субаренду. Вывески сообщали, что там располагались парикмахерская, магазинчик промтоваров и туристическое агентство «Анталия». Выцветшую рекламную растяжку последнего учреждения украшало изображение двух ощипанных кустов, на которые, дико вытаращив глаза, пялился некий павиан с рогами. Интерьер помещения, очевидно, полностью сохранился ещё с советских времён. Всё тут узнавалось с первого взгляда – казённая синяя краска на стенах, разбитый кафельный пол, неаккуратно залатанный плитками разного цвета, пыльные пластиковые пальмы в кадках и пожелтевшие от времени репродукции в облупленных рамах… На входе меня колючим взглядом ощупала старая вахтёрша, по горло закутанная в чёрную шерстяную шаль.

– Вам к кому? – произнесла она грудным голосом, трагическим гулким эхом раздавшимся по помещению.

– К Стопорову, главному редактору.

– По какому делу?

– На собеседование, –