– Эй! Ты чего удумал? Я сейчас кричать буду! Пусть бабушке станет стыдно за внучка.

– Дура что ли? На кой ты мне сдалась? Я по делу.

– Сам дурак, – обиделась я.

В конце концов, не такая я уж и страшная, чтобы не хотеть меня… тут же мне стало смешно и стыдно от таких своих мыслей, и я решила не обращать на слова внучка никакого внимания. Кроме последних. Что за дело его привело ко мне в такое время, интересно.

– Ну говори, – я уселась на кровать и демонстративно зевнула.

Ромка скривился, но все же сказал:

– Я тут вот что подумал. А не прогуляться ли нам с тобой до деревни?

Я округлила глаза и молча покрутила пальцем у виска.

– Да не бойся ты, я ж не на свидание. Тем более ты не в моем вкусе, как оказалось. Слишком острая, как чили. А у меня изжога от острого и гастрит начинается.

Я чуть не подавилась от таких его слов, но про себя порадовалась. Приятно, что я могу доставлять мужскому полу такие болезненные ощущения. Так им, противным.

– К тому же ты явно феминистка, а они, как известно, конкретно чокнутые, – как ни в чем не бывало продолжил он.

Ну я и показала ему, что такое по-настоящему чокнутая, очень удачно треснув его под коленной чашечкой. Ромка ойкнул и схватился за ушибленную ногу.

– Зачем в деревню идти? Ты так и будешь мямлить? – прошипела я, не обращая внимания на его зверское выражение лица.

– Занадом! Достала ты меня. Что ты злая-то такая! Фельдшера выслеживать будем!

– Ого! Интересно, как?

– На месте разберемся. Но чую я, он в деревне. У кого-то прячется. Надо сеновалы проверить, где-то там он, наверняка.

– Как у тебя все просто, – хмыкнула я. – А почему ж ты думаешь, он в город не подался? Если это он Ингу убил, было бы логично смыться из деревни.

– Ну… – замялся Ромка, – может и подался. Если это он конечно убил. А что, если нет?!

– И как ты себе представляешь это все?

– Слушай, если ты трусишь, оставайся. Я могу и один пойти. Думал просто, что тебя заинтересовало это дело.

– Один-один… я прям вижу, как тебя за шкирку поймают и выгонят с позором. Ладно уж… выйди. Я переоденусь.

Ромка, стараясь не показывать своей радости, все-таки он милаха, сурово кивнул и вышел из комнаты.

Я, быстро выбрав подходящий случаю наряд, черные водолазку и спортивные штаны, заодно прихватила и рюкзак, куда уже на кухне кинула фонарик, бельевую веревку, бутылку воды и пару бутербродов.

Ромка, видя мои приготовления, тихонько посмеивался в уголке, пока я не прикрикнула на него. И правильно сделала, потому что все это нам впоследствии очень даже пригодилось.

Выглядели мы с Ромкой как заправские грабители. Оба в черном, чулок только на головах не хватает.

– Как ты себе это представляешь? Мы что, все сеновалы обшаривать будем? И чем? Вилами? – шипела я всю дорогу, не видя никакой перспективы поймать предполагаемого убийцу.

– Зачем все? – удивился Ромка. – Мы только их с матерью сарай обшарим и все.

– Я не пойму, тебе-то какой интерес со всего этого?

– Как какой? – он округлил глаза, – Я выполняю свой гражданский долг!

Я немного зависла, размышляя, шутит он, или говорит всерьез, как вдруг в тишине раздался женский крик.

Ромка, украдкой взглянув на меня, бросился на шум. Я, естественно, припустилась за ним, и вскоре мы оказались возле дома Афанасии. В окнах загорался свет, люди выходили на улицу, в чем спали, чтобы узнать, что случилось. Виновница шума, Афанасия, торжествующе уставилась на окружающих.

– Что случилось? Это вы кричали? —спросил Ромка.

– Я, а кто ж еще?! Проверка связи, – мерзко захихикала старушка.

– Не понял…

– Ну чего ты тупой-то такой? Проверяла я народ на бдительность.

Духовские недовольно зароптали, но связываться с вредной бабулей никто не решился – себе дороже. Все в округе знают характер бывшей надзирательницы. Враждовать с ней – себе дороже, сожрет без соли и не подавится. Ромка громко матюкнулся, но тоже предпочел промолчать.

В конце концов, действительно, это разве запрещено законом – кричать среди ночи, если тебе девяносто, и разум давно покинул седую голову?!

Народ потихоньку разошелся, сквозь зубы шепча проклятия, а Афанасия, улыбаясь, как сделавший пакость ребенок, вернулась в дом, громко хлопнув дверью.

– Слушай, а это ничего, что мы тут засветились? – обеспокоенно спросила я Ромку.

– И кому какое дело? Мы же не преступление затеваем, – хмыкнул он.

– И то верно! Слушай, а что, если мы его найдем? Ну я имею ввиду, делать с ним что будем?

– Как что? – округлил Ромка глаза, – пытать, конечно.

– Дурак!

– Сама такая. Чего ты вопросы глупые задаешь? Иванычу сдадим и всего делов.

Дождавшись, когда во всех домах погаснет свет, мы с Ромкой наконец вышли на дело. Дом фельдшера, Юрки Плотова, находился в самом конце улицы. Сарай располагался в глубине двора, и нужно было очень тихо пройти мимо двери, ведущей в дом, так как располагались они очень близко друг к другу.

В доме, где Юрка жил с матерью, свет не горел и стояла тишина. Ромка приложил палец к губам и на цыпочках подошел к двери, ведущей в сарай. Я стояла ни жива ни мертва. Это же надо, как воры крадемся в чужую собственность. Ромка тихонько приоткрыл дверь, но она все равно еле слышно скрипнула.

В сарае стояла зловещая тишина, и я лично очень сомневалась, что там кто-то может прятаться.

Ромка посветил фонариком по-пустому, заваленному всяким старьем помещению, и указал рукой на лестницу, ведущую наверх. Туда, где Плотовы сваливали сено для скота. Все так же на цыпочках Ромка подкрался к лестнице и стал подниматься.

На мой взгляд, предосторожности излишние, учитывая, что предположительно находившийся наверху Юрка просто не мог нас не услышать, ну или хотя не увидеть свет от фонаря. Хоть мне и не улыбалось карабкаться вверх по довольно хлипкой на вид лестнице, но все же пришлось. Не хотелось показать себя перед Ромой трусихой. Как там гласит поговорка? Назвался груздем – полезай в кузов. Каково же было мое удивление, когда я, взобравшись наверх, в свете фонаря увидела, лежащего без признаков жизни, Юрку.

Я уже было хотела закричать, но Ромка, заметив это, погрозил мне кулаком и приложил палец к губам. Он осторожно подошел к фельдшеру и прикоснулся к шее. Юрка неожиданно вздрогнул, ойкнул, вскочил и бросился бежать. Да только спросонья не сообразил, что люк, ведущий вниз, открыт, и полетел вниз.

– Разбился, – второй раз за пять минут я похоронила фельдшера.