Одно немаловажное уточнение: Самур н и к о г д а не уходил сприиска. А в те дни, когда он уезжал в Шантарск, на рацию получал право сестьдоверенный. Тот же доверенный, кстати, случись с Самуром что-то непредвиденное,просто обязан был выйти на связь и дать «три девятки». У него был свой заместитель,а у того – свой, и так далее, по цепочке…

В десять Данил уже просто курил, не строя версий. Радистпредставления не имел, отчего «три семерки» от «Лешего» так важны – онпросто-напросто знал, что от абонента с этим позывным в с е г д а, что ни день,поступают в девять утра «три семерки». А сегодня их не поступило. Поневолестанешь дергаться…

В пять минут одиннадцатого Данил решительно поднял его состула повелительным жестом, сел, нацепил наушники и распорядился:

– Вызывай «Марала».

Радист, неуклюже изогнувшись рядом, принялся вызывать.

«Марал», личный контакт Данила, год назад осел в деревнеЧарушниково, купил дом, выходивший тремя окнами на единственную дорогу, покоторой из села могли проехать машины к Беде, и занялся довольно нехитрым делом– сидел и ждал. У моря погоды. Больше ничего в его обязанности не входило –жить себе и немедленно сообщать, если в окрестностях начнется подозрительноешевеление, и в случае такового подать Самуру сигнал тревоги по «Всплеску»,крошке-рации одноразового действия. «Марал» был вертухаем в отставке, всю жизньмечтал доживать век в деревне и оттого своими обязанностями не тяготился ничуть(да к тому же из-за каких-то загадочных свойств организма спал часа по три всутки, чутко, как собака). Данил в свое время побывал там и убедился, что делоу бывшего «сапога» поставлено на совесть – поперек узкой, стиснутой соснамиоднопутки тот положил стокилограммовую тракторную борону, и при малейшемшевелении около нее посторонних во дворе оживал злющий цепной кобель, способныйлаем поднять мертвого. Односельчане, считавшие новопоселенца бывшим начальникомохраны какого-то засекреченного космодрома (Данил сам пустил эту фишку, выпив смужиками на бревнах у магазина), отнеслись ко всему как к милому безобидномучудачеству малость свихнувшегося на строгой секретной работе мужика, прозвавего «комендантом Беди». В деревне весьма терпимы к чудачествам, если только онибезобидные. А посторонние в ту сторону, к Беде, и не ездили – охотники ишишкобои привыкли отправляться пешком, геологи давно не наведывались…

В наушниках затрещало.

– «Марал», говорит «Марал».

– Это Кирилл, – сказал Данил.

После короткого молчания поинтересовались:

– Начальник, точно вы?

– Лампадка у тебя белая, с красными точками, –сказал Данил.

– Точно, – хехекнул «Марал». – Что стряслось?

– У вас спокойно?

– Спокойней некуда. Даже ветра нету. Борона каквалялась, так и валяется, Левко дрыхнет в конуре, а по небу ничего не жужжало…У соседа с нашего конца «Ниву» угнали, так и не нашли пока, но это ж не повашей части… А так все тихо.

– Посматривай, – сказал Данил.

– А что такое?

– Молчат.

– Ох, ни хрена… Начальник, тишина была полная.

– Все равно посматривай, – сказал Данил. – Иесли хоть что-то непривычное нарисуется, дай знать. Конец.

Он вернул радисту наушники, освободил стул и вновьперебрался за стеллаж. Истреблял одну «Опалину» за другой. А еще минут черездвадцать дверь аппаратной распахнулась, на пороге встала Митрадора:

– Данила Петрович!

Он вышел в коридор, ощущая некоторую невесомость в коленках.

– Звонил Самур, он на «пятерке».

– Что еще?

– Все. Сказал, немедленно…

Данил заглянул в аппаратную, бросил радисту:

– Все дела побоку, сиди на волне «Марала», – инаправился к лестнице, приказав Митрадоре через плечо: – Дежурный экипаж замной…

«Пятерка» означала однокомнатную квартирку километрах в трехотсюда, «лежку» Самура на самый крайний случай. О чем, кроме него, знал толькоДанил.

Его ребятки, тоже ставшие за последние дни чуточку нервными,посыпались из «Волги», моментально взяв его в кольцо, отпугивая редких прохожиххмурыми взглядами. На лестнице он их опередил, прыжками взбежал на третий этаж,позвонил – дилин-дин, дилин.

Самур открыл моментально, видимо, так и стоял у глазка. Онбыл ненормально бледен, отчего волосы и усы выглядели вовсе уж антрацитовыми, ипочему-то казался располневшим. Данил кивнул своим, чтобы остались на площадке,прошел в комнату. Постель с кровати сорвана, валяются изодранные на лентыпростыни и еще какие-то тряпки в бурых, залубеневших пятнах, на столе –откупоренная, но непочатая бутылка коньяка, тут же «стечкин» с глушителем ипатроны россыпью.

Данил взял пистолет, нюхнул – кисло шибало гарью…

– Садись, – сказал Самур, вошел следом, как-тоскособочась, прижимая левую руку к боку. Тяжело упал на стул. – Налей мне,пожалуйста. Промедол прошел, а сил нету…

– Тебя что, ранили? – Данил оглянулся на жуткиетряпки. – Где телефон? Сейчас все оформим…

– Сиди, Барс. Поздно. Налей мне. У пророка ничего несказано про коньяк, его можно… – он зажмурился и выцедил полстакана, какводу. Шумно выдохнул, передернулся всем телом. – Поздно, две пули, будуумирать…

– Ты…

– Молчи, да! – Самур ос калился, как зверь. –Ты мужчина, нет? Я тебе сват-брат, да? Сиди, слушай! Совсем времени нет, я чую,у нас в семье всегда чуяли, дедушка Гафур… – он прикрыл глаза, залопотална каком-то непонятном языке, опомнился. – Никого больше нет, Барс.Налетели до рассвета, в час волка, собаки не лаяли, их я думаю, положили избесшумок, Салих стоял на карауле, а тревоги не поднял, значит, его тоже, сразу…Барс, они не требовали сдаться, не кричали про руки вверх, они убивали всех…

– Кто? Сколько их было?

– Все в камуфляже, в масках… – Самур снова закрылглаза. – Мы стреляли, только они убивали одного за другим, одного задругим, мы были как овчарки у стада, а они как волки, они пришли, чтоб убиватьбез разговоров… Человек пятнадцать. У них ни один ствол не стрелял громко, всебыли бесшумные, совсем как у нас, ни одного выстрела не было громкого… Это невласти, это абреки. Нет больше Шадизаровых, только маленькие, там, в ауле… Всебыло бесшумно, понимаешь? Только раненые стонали, кричали, у нас и у них… Онисвоих добили потом, еще раньше, чем наших. Я видел… Всех Шадизаровых убили,Барс. А я убежал, когда никого уже не осталось. Я не трус, слышишь? Не трус!Нужно было рассказать…

– Да конечно, – тихо сказал Данил. – Никто ине говорит, что ты трус, никто… Значит, это ты взял «Ниву» в деревне?

– Я. Собака у них не гавкала, взял еще рубашки сверевки, отъехал подальше, порвал, завязался… Они гнались сначала по лесу, яспрятался в темноте, мимо проскочили… У нас у всех одежда была темная, так встарину заведено, ночью не видно, если что… Вот и получилось – если что… Откудазнаешь про «Ниву»? Я ее бросил за квартал отсюда.