Ее быстрые глаза вернулись с горизонта и встретились смоими. В них была озабоченность и неподдельное детское удивление.

— Почему вы должны были бы знать? — спросил я.

— Обычно я знаю обо всем. Я всегда считала это своимдолгом. Мой муж Калеб читает хорошие, правильные проповеди и отправляет службув церкви. Это его Долг как священника. Но если священник вообще долженжениться, то я считаю, что его жена должна знать, о чем думают и что чувствуютлюди в его приходе — даже и тогда, когда помочь ничем не можешь. А я сейчаспонятия не имею, кто бы мог…

Она помолчала и добавила рассеянно:

— Такие глупые письма…

— Быть может.., и вы.., тоже получили?

Мне было немного стыдно за свой вопрос, но миссис Калтроп ответиласовершенно естественно, лишь чуть шире, пожалуй, раскрыв глаза:

— О да, два; или нет — три Я уж точно и не помню, что вних было. Какие-то страшные глупости о Калебе и заведующей школой. Сплошныеглупости, потому что Калеб совершенно не умеет флиртовать. Никогда не умел, Егосчастье, что он стал священником.

— Разумеется, — кивнул я, — разумеется.

— Калеб мог бы быть святым, — сказала миссисКалтроп, — не будь он слишком большим интеллектуалом.

Я не чувствовал себя вправе отвечать на это критическоезамечание, да у меня и не было на это времени, потому что миссис Калтроппродолжала с достойной удивления логикой перескакивать от мужа к анонимнымписьмам:

— Здесь происходит столько скандалов и неприятностей, окоторых могло бы быть написано в этих письмах — но не написано. Именно это дляменя загадка!

— Я бы не сказал, что они очень сдержаны, —заметил я с горечью.

— Однако похоже на то, что их автор ничего не знает.Ничего о том, что здесь происходит.

— Вы так думаете?

Быстрые, беспокойные глаза встретились с моими.

— Разумеется. Здесь ведь множество скандалов искандальчиков — масса вещей, которые люди стараются скрыть. Почему автор непишет ни о чем таком? — Она помолчала, а потом прямо спросила:

— Что было в письме, которое вы получили?

— Автор подозревал, что Джоан мне не сестра.

— А она — сестра? — спросила миссис Калтроп безвсякой застенчивости, с дружелюбным любопытством.

— Конечно, сестра. Миссис Калтроп кивнула:

— Видите, именно это я и имею в виду. Я бы сказала, чтосуществуют другие вещи…

Ее светлые глаза смотрели на меня задумчиво, с бесстрастнымвыражением, и я внезапно понял, почему весь Лимсток побаивается миссис Калтроп.

В жизни каждого из нас есть тайные главы, и все мы надеемся,что никто никогда о них не узнает. Я же чувствовал, что миссис Калтроп читаетво мне, как в раскрытой книге.

Впервые в жизни я обрадовался, услышав за своей спинойбодрый голос Эме Гриффит:

— Хелло, Мод! Вот хорошо, что я тебя встретила. Хочупредложить перенести дату благотворительного базара. Доброе утро, мистерБертон!

Она продолжала:

— Мне еще надо заскочить в магазин и оставить тамзаказ, а потом, если не возражаешь, пойдем вместе в Женский союз.

— Да, да, отлично, — кивнула миссис Калтроп.

Эме Гриффит вошла в магазин, а миссис Калтроп вздохнула:

— Бедняжка.

Я был поражен. Неужели она жалеет Эме?

— Знаете, мистер Бертон, мне по-настоящему страшно.

— Из-за этих писем?

— Да, знаете, это означает.., это должно означать…

Она замолчала, погрузившись в свои размышления. Глаза еесузились. Потом она проговорила медленно, как человек, старающийся решитькакую-то сложную задачу. — Слепая ненависть.., да, слепая ненависть. Но ислепец может по чистой случайности угодить прямо в сердце. — А что потом,мистер Бертон?

Это мы должны были узнать еще прежде, чем закончился день.

Партридж, которая умеет наслаждаться каждой сенсацией,пришла на следующий день с самого утра в комнату к Джоан и с очевиднымудовольствием сообщила ей, что накануне вечером миссис Симмингтон покончила ссобой.

Джоан, толком еще не проснувшаяся к тому времени, сразу жепришла в себя и перепугано села в постели.

— Ох, Партридж, это ужасно!

— Ужасно, барышня. Стыд и позор — лишить себя жизни.Даже если ее довели до этого, беднягу.

Джоан инстинктивно почувствовала правду, и ей стало не посебе.

— Неужели?.. — спросила она взглядом, и Партриджкивнула.

— Правда, барышня. Одно из этих мерзких писем.

— Какой ужас, — прошептала Джоан. — Какойужас. И все же не понимаю, зачем ей было кончать с собой из-за такого письма.

— Похоже, что в этом письме что-то было правдой,барышня.

— Но что?

Однако на этот вопрос Партридж не хотела или не моглаответить. Джоан пришла ко мне в комнату бледная и напуганная. Происшедшееказалось тем ужасней, что миссис Симмингтон не принадлежала к людям, с мыслью окоторых связывается представление о какой — либо трагедии.

Джоан заметила, что мы могли бы пригласить Миген побыть парудней у нас. Элси Холланд, сказала она, сможет отлично заботиться о детях, ноМиген с нею определенно рехнется.

Я согласился. Я вполне мог представить, как Элси Холландвыдает одну утешительную фразу за другой и ежеминутно предлагает чашечку чаю.Приветливое создание, но не тот человек, которого могла бы сейчас вынести рядомс собой Миген.

После завтрака мы отправились к Симмингтонам. Оба мы немногонервничали. Наш приезд мог выглядеть как болезненное любопытство, которое частовызывают чужие несчастья. Нам, однако, повезло — у самых дверей мы встретилиОуэна Гриффита, как раз выходившего из дома. Он дружески поздоровался со мной,и его озабоченное лицо прояснилось.

— Здравствуйте, Бертон, рад, что вас вижу. То, чего яопасался, произошло. Черт бы все побрал!

— Здравствуйте, доктор, — проговорила Джоанголосом, каким она обычно разговаривает с нашей глухой, как пень, тетей.

Гриффит растерялся и покраснел.

— Ох.., здравствуйте, мисс Бертон.

— Я решила, что вы меня, вероятно, не заметили, —продолжала Джоан.