Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каретников сидел неподвижно, словно скала, и посматривалисподтишка на своего помощника. Жестом полного отчаяния Дима взъерошил волосыи, выхватив из кармана ручку, быстро нарисовал на салфетке сердце, пронзенноестрелой. Внизу он написал: «Я тебя люблю!» взволнованными корявыми буквами.Вывесив салфетку перед собой, он напряженно ждал.
Каретников сощурился. «Господи, он же ни черта не видит!» —возопил про себя Дьяков. Очки его шеф не носил, потому что они его якобыстарили, а от контактных линз у него воспалялись глаза.
Дима поднялся и решил подойти к столику, чтобы сообщить своюподсказку шефу на ухо, но на его пути вырос метрдотель, неотвратимый, словноТерминатор.
— Господа просили не беспокоить, — негромко сказалон, оттесняя Диму назад.
— Да это я сам велел, чтобы их не беспокоили! —возмутился тот.
— Сядьте, пожалуйста. Сейчас к вам подойдет официант.
Диме ничего не оставалось делать, как вернуться на своеместо. Каретников сверлил его глазами Видно, коробочка с кольцом жгла егокарман, он все совал туда руку и ощупывал ее нервными пальцами. Он даже не былспособен поддерживать нормальный разговор со своей дамой, которая слушаламузыку, рассеянно озирая зал.
— Я тебя люблю! — привстав и сложив руки рупором,снова прошипел Дима в направлении шефа.
Снова непонятно откуда возник метрдотель и закрыл вид.
— Нас всех трогает ваша личная драма, — холодносообщил он. — Однако я попрошу вас сесть на свое место. Кривоусмехнувшись, Дима плюхнулся на стул.
— Что будем заказывать? — холодно глядя на Диму,спросил подошедший официант.
— Проваливай! — рявкнул тот. — Когдапроголодаюсь, позову. Хотя нет, стой!
Он расправил салфетку с сердцем на столе, свернул ее вчетыре раза и, сдобрив купюрой, распорядился:
— Отнеси вон за тот столик!
Официант с безмятежной физиономией двинулся в указанномнаправлении. Поскольку он видел, что на салфетке нарисовано сердце, то, ничтожесумняшеся, подал записку Веронике.
— Это вам! — сказал он безо всякого выражения.Дима в это время, метнувшись к барной стойке, опрокинул в себя рюмку водки.Проходя мимо, официант, посланный с поручением, отчитался:
— Записку я отдал. Дама в полной растерянности.
— Какая дама?! — взвился Дима. — Это надобыло отдать ее спутнику, ты, болван! Немедленно пойди и все исправь!
Он сунул официанту еще одну купюру, и тот, с жалостью посмотревна него, поплыл обратно. Между тем, пока Дьяков пил водку, за облюбованный имстолик уселся молодой человек в клетчатом пиджаке с шейным платком подрубашкой. Ожидая, пока ему принесут карту, он разглядывал интерьер ресторана,сложив ручки под подбородком.
Пунцовая Вероника между тем комкала салфетку с Диминымихудожествами и заикающимся голосом расспрашивала Каретникова о том, что лучшезаказать из горячего. Ей пришла в голову мысль, что где-то здесь находитсяБороздин. Кому бы еще могло прийти в голову передать ей такое?
— Извините, — сказал официант, нависая надВероникой. — Я ошибся. Это записка для вашего спутника.
Он взял скомканное сердце с припиской «Я тебя люблю!» ипередал Каретникову.
— От кого это? — спросил тот, прежде чемразвернуть.
— От молодого человека за соседним столиком. Каретниковпрочел записку, потом перевел глаза на соседний столик. Вероника повернулась ипроследила за его взглядом. Молодой человек в клетчатом пиджаке, заметивинтерес к своей персоне, пошевелил бровями и широко улыбнулся — Огосподи! — пробормотала Вероника, потирая виски.
— Какой-то глупый розыгрыш — пробурчал Каретников исунул салфетку в карман.
В этот момент в поле его зрения попал Дьяков. Заметив, чтошеф смотрит на него, Дима принялся кривляться перед барной стойкой, вытягиваягубы трубочкой и обнимая воображаемую партнершу. При этом он отклячивал зад иделал странные вихляющие телодвижения.
— По-моему, вы не голодны, — сказал метрдотель,подходя к Диме. — В таком настроении вам лучше посетить дискотеку.
— В каком смысле? — не понял тот.
— В том смысле, что вам придется покинуть наш ресторан.Когда Дьякова выставили на улицу, в кармане его пиджака запищал мобильныйтелефон.
— Алло! — крикнул он, пытаясь справиться сунижением.
— Что ты все это время пытался мне сказать? —раздался из трубки голос Каретникова.
Дима оторвал телефон от уха и возмущенно поглядел на него.
* * *
— Ты победила на конкурсе красоты? — восхитиласьЗоя и приложила руки к груди.
Она была маленькой субтильной женщиной, которая со школыносила одну и ту же непрезентабельную стрижку и не пользовалась косметикой,считая, что никакие штучки-дрючки не сделают из нее Брижит Бардо. Ногти у Зоивсегда были коротко острижены и покрыты бесцветным лаком. Она работаладелопроизводителем в большой государственной конторе и считала себя образцомделовитости.
— Еще бы я не победила, — обронила Вероника,протопав на кухню. — Владелец фирмы, которая организовала всю эту байду,только что сделал мне предложение руки и сердца.
— Я за тебя так рада! — умилилась Зоя и дажеобняла Веронику. Глаза у нее увлажнились. — И я уверена, что победила тывполне заслуженно! Таких красивых девушек еще поискать! Значит, ты тожевыходишь замуж? Боря! — неожиданно закричала она. — Иди сюда!Вероника выходит замуж!
Через минуту на кухне появился Изюмский, который пощипалсвою ужасную бороду и сказал:
— Здрасьте! Поздравляю вас. Кто же ваш жених?
— Его зовут Матвей Каретников, — ответила Вероникаслегка растерянно. Она еще не была готова воспринимать Изюмского как членасемьи.
— Он владеет фирмой, которая строит загородныерезиденции, — тотчас же пояснила для него Зоя. — Моей племянниценесказанно повезло. Представляешь, Матвей собирается снять для нее студию. Онабудет писать картины, как и мечтала, не думая о хлебе насущном!
Изюмский покосился на Вероникину работу, которая висела тутже, на кухне, и неизменно портила ему аппетит, и с любопытством спросил:
— А куда вы их деваете? Свои картины, я имею в виду?
— Никуда, — удивилась Вероника. — Они всенаходятся у меня дома. Ну, за исключением тех, что я подарила друзьям.
— Это только начало! — с воодушевлением заявилаЗоя. — Вот погоди, Борис, о ней еще будут писать во всех журналах!
Иллюстрированные журналы всегда были для тетки высшимкритерием популярности. Судя по физиономии Изюмского, Зоиной уверенности онявно не разделял. Однако, немного подумав, изрек: