Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А… ты не спишь?
— Нет… в телефонной будке? Я ведь в ней не живу.
«Она не живет в телефонной будке, — машинально повторял Джозеф, — не живет в телефонной будке…». Мысли у него в голове путались; он вдруг осознал, что молчание затянулось, надо что-то сказать…
— А что ты сейчас делаешь? — спросил он.
— Стою у бара.
— А почему не в баре?
— Я только что оттуда — вышла тебе позвонить.
— Ты хотела мне что-то сказать?
Джозеф дошел до края стола, развернулся и зашагал обратно.
— Да нет… не знаю, я думала о тебе… так, вообще, ничего конкретного. Не знаю почему, но мне кажется, что я пыталась угадать, что на тебе сейчас надето… глупо, правда?
— Почему же, совсем не глупо… Нормальный вопрос, самый нормальный из всех, что мне задавали в последнее время.
— А другие были о чем?
— Что?
— Что за вопросы тебе задавали?
Джозеф на секунду задумался.
Сбросил ногой на пол кипу книг, соскочил со стола и уселся на него.
— Да вот, — начал он, — Джеймс на днях поинтересовался, бывает ли огонь без дыма?
— Неплохо.
— Еще вот месяца три назад пожилая дама на улице спросила: «Как это вы еще на руках не ходите?».
— Понятно.
— А только что Андрес задал мне очень дельный вопрос о моем матрасе.
— Ну, ну. У тебя много интересных собеседников.
— Грех жаловаться, — подтвердил Джозеф, — а у тебя?
— Не могу похвастаться — меня все спрашивают об одном и том же.
— А именно?
— «Почему ты не делаешь это, почему ты не делаешь то?».
— И что ты им отвечаешь?
— Я отвечаю: не хочу. С тех пор, как я сообразила, что можно отвечать «не хочу» на вопрос «почему?», не слишком раздражая при этом людей, я частенько этим пользуюсь.
— И правильно. А я вот вообще перестал отвечать на вопросы. Иногда целыми днями ни с кем не разговариваю.
Джозеф не стал развивать эту тему и уставился на свои ноги.
— Что до моей одежды, — продолжал он, — то ботинки у меня совсем новые — такие же, что были раньше, джинсы, не слишком новые, и майка из Мексики.
— Синяя?
— Да.
— Спасибо.
— Да не за что.
Поколебавшись некоторое время, Джозеф продолжил.
— У тебя длинные волосы, как раньше?
— Я давно их постригла. Они мне просто осточертели. Теперь я стригусь сама. Раз в месяц.
— А роли у тебя есть?
— Нет. Играла в одной дерьмовой пьеске, но бросила. Не выдержала… И знаешь, что они мне сказали? Что я их предала. Ты бы видел, что это была за мерзость!
— Посмотрел бы с удовольствием, — сказал Джозеф, улыбаясь. Он протянул вперед руку, словно хотел что-то ухватить. — Скажи мне ее название.
— Вспоминать противно… Эта похабщина называлась: Quando ella se desnuda… «Когда она раздевается догола», вот, изволь.
— Прикольно… И ты раздевалась?
— А как же!.. Но это совсем не прикольно, поверь.
— Я тебе верю, — ответил Джозеф. — Так ты нашла другую работу?
— Нет пока… А ты — пишешь?
— Ха, как раз этим и занимался, когда ты позвонила.
— А про что?
— Ну… подожди, сейчас прочитаю…
Джозеф наклонился и протянул руку за коробкой от пиццы, валявшейся на полу. Быстро пробежал глазами по тексту.
— Ну вот: девушка бросает парня, потому что он круглый идиот.
— И где она сейчас?
— В автобусе. Она от него уезжает.
— И что дальше?
— Там с ней рядом пожилая дама. Пытается объяснить ей, что она неправа, и пусть ее парень идиот, но она же его любит.
— А что она говорит?
— Она не понимает.
— Значит, она тоже не очень умна.
— Да нет, просто дама говорит по-испански… поэтому девушка ее и не понимает.
— Я выучила испанский, Джозеф.
Джозеф собирался что-то ответить, как вдруг почувствовал запах гари.
— Вот черт! — выругался он, бросаясь к микроволновке.
— Что это там за шум у тебя?
— Да я пиццу забыл в микроволновке, — признался Джозеф.
— Ты что, переставил телефон на кухню?
— Нет, микроволновку — в гостиную.
— Издеваешься?
— И не думаю. Я живу в гостиной… И холодильник здесь.
— Понятно… Ну, ешь свою пиццу, если хочешь.
— Нет, потом…
— Ты не голодный?
— Голодный, все время… Так и живу.
— Ну, так съешь ее!
— Она совсем сгорела… Я забыл про нее, пока писал.
— Черт, жаль, что не позвонила раньше.
— …
— Напомнить про пиццу.
Джозеф повернулся, чтобы выбросить пиццу в мусорное ведро, и увидел на столе коробку и рядом с ней ручку Губы его дрогнули в улыбке, и он с сожалением вздохнул: «Ничего страшного, — пробормотал он, — съем что-нибудь другое».
— Что?
— Я говорю: «Ничего страшного, съем что-нибудь другое».
— Это я поняла. Но что именно ты собираешься есть?
— Не знаю… У меня есть консервы из тунца.
— Ты же их терпеть не можешь.
— Это точно, — вздохнул Джозеф. — Но время от времени полезно делать то, что не любишь.
— Например?
— Например… ну, тунца вот съесть.
— А вообще-то зачем?
— Но ведь потом, когда ешь то, что любишь, это так приятно!
— Ты так думаешь?
— Уверен.
Джозеф выдержал паузу, чтобы его слова дошли до Испании, а может быть, и до Клары.
— Вот черт, мои друзья, с которыми я пришла в бар, уже вышли на улицу.
Джозеф уставился в пустоту.
— Тебе надо идти? — спросил он.
— Ну да… я перезвоню.
— …
— Джозеф!
— Да?
— Целую тебя.
— …
— Спокойной ночи.
Клара повесила трубку.