— Помню, как же.

— Как ты думаешь, у нее все хорошо?

Андрес тяжело вздохнул.

— Откуда я знаю, Джозеф!

— А придумать что-нибудь слабо? Я же тебя не спрашиваю, что ты там знаешь. Взял бы и придумал!

— Джозеф, сейчас три часа ночи.

— Разве я спрашивал, который час?

— Знаешь, братец, это уж слишком! Разбудил, а теперь пристаешь с дурацкими вопросами.

— Извини.

Андрес поморщился и проглотил это уже третье по счету извинение.

— Ну разумеется, с ней все хорошо, — сказал он. — Ты когда-нибудь видел, чтобы Кларе было плохо? Да она бы и в концлагере думала только о себе и развлекалась бы в свое удовольствие.

— …

— Джозеф?

— Она думает не только о себе.

— Увы, но это так, Джозеф.

— Ты не имеешь права так говорить.

— Черт возьми: сейчас три часа ночи, ты разбудил мою жену, Джеймс плачет, и его брат если бы он уже родился, тоже ревел бы, — а я, видите ли, не имею права так говорить!

— Иногда она думает и не только о себе.

— Например? О тряпках? О своей маме?

— Перестань.

— О своей йоге? О театре? О том, какую прическу сделать в следующий раз?

— Да ты понимаешь, что я ее люблю?

Андрес поостыл и задумался на секунду.

— В чем в чем, а в этом уверен.

— И все равно, по-твоему, такое может быть?

— Ты о чем?

— Ну, тебе не кажется, что такая любовь просто не может не быть взаимной.

— Нет.

— Понятно.

Андрес нащупал сигарету на тумбочке и мусолил ее во рту, не закуривая.

— Она ушла, Джозеф. И не вернется.

— Вы что-то знаете?

— Жозеф…

— Ты должен мне все сказать!

— Франсуаза получила от нее открытку.

— Дай мне Франсуазу!

— Она успокаивает Джеймса.

— Откуда она послала открытку?

— Джозеф…

— Если не скажешь, буду звонить тебе через каждые пять минут!

— Я отключу телефон.

— Тогда я приеду.

— Из Испании…

— Я не в Испании.

— Нет, открытка была из Испании.

— А… а что она делает в Испании?

— Понятия не имею… Сейчас, наверное, трахается со своим режиссером.

Андрес зажмурился.

На том конце провода повисло глухое молчание. На секунду Андрес возненавидел себя.

— Извини, — сказал он.

— Не извиняйся. Ты, наверное, прав.

— Да нет, извини за такую банальность.

— То есть?

— Ну, знаешь, актриса, которая спит со своим режиссером, — просто оскомину набило, я бы мог придумать что-нибудь пооригинальнее.

— Да уж… Но это на нее похоже. Она обожала банальности… я никогда не мог понять, почему. Наверное, они ей казались оригинальными.

— Ты должен забыть ее.

— У меня не получается.

— Ты и не пытаешься.

— Ты прав, я действительно не пытаюсь. Я вовсе не хочу ее забывать… Если я и не могу быть с ней, мне все же хочется верить, что она существует на этом свете, или, по меньшей мере, что где-то на свете есть вот такая женщина… Это лучше, чем жить совсем без нее.

— Да не трави ты себя.

— Я говорю правду. Даже когда она далеко, жизнь для меня становится чуточку терпимее, если я знаю, что и она живет на свете.

Андрес взял телефон, встал с постели и принялся ходить взад-вперед по спальне, придумывая, что бы сказать. «Ты сам себя обманываешь, Джозеф, — начал он. — На самом деле проблем у тебя миллион, и они тебя осаждают со всех сторон. Ну, или, может быть, все это одна большая проблема под разными соусами — все равно. А ты притворяешься, будто все твои терзания — оттого, что тебя бросила Клара. Как будто бы все сразу наладится, вернись Клара обратно! Вспомни — ты ведь точно так же мучился еще до всякой Клары. И с ней, когда она появилась, тоже мучился… И опять будешь мучиться, если она вдруг передумает и вернется!.. Ты на что же рассчитываешь? Что, сойдись вы с ней опять, — все страдания мира вот так вот возьмут да и исчезнут? Что раз у вас любовь, то земля в другую сторону завертится?»

Андрес остановился. Он вдруг понял, что высказывает это брату впервые. А ведь они всегда подолгу говорили друг с другом, особенно после ухода Клары. Просто удивительно, как это до сих пор хоть что-то еще осталось между ними недосказанным.

После короткой паузы он услышал голос брата: «Нет, конечно. Хотя думаю-то я именно так, но смотрю на этот вопрос иначе, чем ты. По-моему, быть вместе нужно как раз вопреки всем страданиям мира… Мне кажется, если в принципе и можно выдержать все страдания мира, то уж никак не в одиночку, такое ни мужчине, ни женщине не под силу. Только вдвоем… Хотя бы двоим… Если, конечно, это вообще возможно… Нет, я ни в коем случае не хочу сказать, что именно мы можем все это выдержать… Я только говорю, что если это вообще возможно, то только так».

Андрес сел на пол посреди комнаты и затянулся незажженной сигаретой.

— Так-то оно так, — ответил он, — да только это невозможно.

— Ну, не знаю…

— М-да, — согласился Андрес. — Я тоже.

— Знаешь, мне это напоминает сюжет «Адского небоскреба», когда Пол Ньюман знает, куда заложить взрывчатку, а Стив МакКуин, — как ее взорвать. Каждый из них в одиночку ничего бы не добился, а вдвоем они спасли всех… ну, почти всех.

Андрес улыбнулся.

— Ты умеешь закладывать взрывчатку?

— Нет.

— Знаешь место, куда ее заложить?

— Тоже нет… Хотя нет, знаю! Только еще не решил, на кухне или в спальне.

Андрес представил себе квартиру Джозефа.

— А почему не в гостиной?

— Нет уж, гостиная не годится. Я там, как-никак, живу.

— Так и спишь в гамаке?

— Да… Можно, правда, здорово навернуться, но я на всякий случай всегда подкладываю матрас.

Андрес подумал немного.

— Ну а… почему бы не спать на самом матрасе?

— Черт…

— Что такое?

— Я об этом не подумал.

Андрес мысленно упрекнул себя за этот вопрос. Житейская неприспособленность брата с уходом Клары только усугубилась. Он попытался подсластить пилюлю: