Они в отпуске, на острове Поркероль, мчатся по дороге, обсаженной соснами. Иногда в просвете между деревьями появляется море, играющее с миром в прятки. Они оказываются на пляже. Вода выцвела, стала прозрачной. Они бросают полотенца на белый песок и забегают в волны.

Его отец загорел и обветрился. Он притягивает к себе взгляды, и пятилетний ребенок осознает, что его папа не похож на других смертных, его красота особенная. Ему то и дело говорят: «Ты как две капли воды похож на отца».

«Значит, потом я стану таким, как он…» Валентин рос, твердя как заклинание: «Потом я стану таким же… Нет, не стану, полное подобие невозможно. Он – это он, а я – это я…»

18:00

Они сидят в комнате, где живет Валентин, когда приезжает к бабушке с дедушкой. Это мезонин с кроватью.

– Почему ты не лечишься? – спрашивает младший, глядя на носки своих кед. – Сейчас 2017-й, а не темное Средневековье.

Этьен спрашивает себя: «Ну и зачем мы приходим в этот мир? Чтобы пережить подобный момент? Меня наказывают за то, что двадцать три года назад я бортанул Клотильду? Уплыл и обозвал ее психопаткой?

Какая это мука – сказать сыну в Рождество:

– Нам нужно кое-что обсудить… Ты уже знаешь, что я болен… И некоторые болезни не лечатся.

– Неправда! – Валентин сжимает кулаки, он на грани истерики.

– Увы, дорогой, правда.

Этьен берет руки сына в свои. Мальчик кусает губы, сопротивляясь безысходности. «Интересно, у меня будет такая же жесткая золотистая щетина, как у отца, когда он перестает бриться в отпуске?»

– Тетка говорит, что ты не хочешь лечиться. Можешь, но не хочешь.

– Она ошибается… Я не хочу внушать тебе тщетную надежду.

– Я больше тебя не увижу?

Этьен хотел бы соврать, успокоить сына, но зачем? Они уединились, чтобы сказать друг другу правду. Этьен не доверяет правде, слишком уж она мрачная и таит в себе множество дорог и массу нюансов. Не так проста, как кажется. Он легавый, ему ли не знать? Но сыну он скажет все как есть.

– Сегодня, сейчас я такой, каким ты привык меня видеть. Когда болезнь возьмет надо мной верх, я… Я не хочу… Я хочу опередить ее. Для тебя это гораздо важнее, чем для меня.

– Ты убьешь себя?

Заданный в лоб вопрос прозвучал так грубо, что Этьен инстинктивно отодвинулся.

– Не знаю… Нет. Нет. Я не покончу с собой. Твоя тетя снабдила меня кучей обезболивающих.

– Тебе страшно?

– Нет. Я боюсь за тебя. Не хочется оставлять тебя одного. Слава богу, твоя мама – гений, с ней ты никогда не будешь одинок. Слышишь, Валентин? Никогда.

– Так почему ты сбегаешь, ничего ей не сказав?

Этьен не отвечает. Он смотрит в пол, потом поднимает глаза, встречается взглядом с сыном – и они понимают друг друга без слов. Так было всегда.

– Я написал письмо и все объяснил… Маме будет нелегко, но она в конце концов все поймет.

– Ты будешь один?

– С Ниной. И еще с одним человеком, вы только что виделись у приюта.

– Но почему не мы с мамой?

– Потому что так проще. Мне… и вам тоже.

Они снова долго молчат. Снизу, из гостиной, доносятся голоса игроков в таро.

Наконец Валентин говорит:

– Я никому не скажу.

– Я буду часто звонить, – обещает Этьен. – Каждый вечер. Клянусь, что не пропущу ни одного «сеанса связи». Отвечай на все незнакомые и скрытые номера, договорились?

– Куда ты отправишься?

– Понятия не имею. Решим по дороге… Не хочу, чтобы ты запомнил меня пропахшим лекарствами и больницей…

Этьен обнимает сына.

– Запомни запах отца, мужчины, который любит тебя больше жизни. Не вонючей развалины…

10 августа 1994

«Этьен!

Я знала, что однажды ты станешь моим, как только увидела тебя в самый первый раз.

Знала или решила? Да какая разница! Результат один и тот же: мы вместе.

Я никогда не думала, что ты заставишь меня так страдать, а если бы и думала, все равно сразу легла бы с тобой в постель.

Я прочла в одном журнале, что чем большее удовольствие доставляет тебе твой мужчина, тем сильнее ты страдаешь в разлуке с ним. Налог на любовную случку очень высок.

Ты неотразим, ты типичный красавчик, а я полная дура. Ты улыбаешься, женщина тает, дальше все идет как по маслу…

«Ты глупа как пробка…» – часто повторяла моя бабушка. И была права…

Ты уехал с родителями отдыхать, а я весь июль работала в пиццерии. Идеальное место по части чаевых.

Моя копилка каждый вечер пополнялась не только банкнотами, но и слезами.

Я мчалась к себе в комнату в надежде найти на письменном столе письмо или открытку – от тебя.

Ты уехал 15 июля и ни разу не написал. Я чувствовала, что ты отдалился, но думала, что дело не в чувствах, а в расстоянии, и убедила себя, дура несчастная, что мой мальчик страдает в разлуке.

И я поехала во Фрежюс, к подруге, и эти несколько часов на юге оказались очень поучительными.

От Фрежюса до Сен-Рафаэля всего три километра, и мне было хорошо известно название пляжа, на котором ты с детства практически живешь, когда приезжаешь отдыхать. Я решила сделать тебе сюрприз. Он удался. Правда, чтобы увидеть тебя, пришлось бы согнать лежавшую на тебе девицу. А я и не знала, что твое второе предназначение – быть банным полотенцем для предприимчивых блондинок. Ты и представить себе не можешь, как я была унижена, увидев, как ты ее тискаешь. Пришлось даже выплюнуть недоеденный хот-дог в урну. Любовь жестока. Не каждый с ней справится. А ревность и вовсе способна убить. Уж ты мне поверь, я стояла и смотрела на вас, не в силах шевельнуться. Это было страшнее ночного кошмара, когда ты кричишь и не можешь проснуться. Мне хотелось вырвать тебе глаза, «не отходя от кассы», но, учитывая мое состояние, я не стала этого делать, развернулась и ушла.

Какой же ты придурок…

И двуличная сволочь.

Вчера вечером я вернулась в Ла-Комель.

Разбитая, выплакав все глаза.

Сегодня утром меня терзают вопросы. Ты бросишь меня, когда вернешься? Посмеешь взглянуть мне в глаза? Или порвешь со мной по телефону? Не исключено, что ты будешь прятаться до самого отъезда, твоего – в Париж, моего – в Дижон.

Если я не поломаю тебе все планы.

Прежде чем принимать решение, послушай, что я скажу, и взвесь все за и против.

27 июля мне исполнилось 18 лет. Я ждала, что ты позвонишь и поздравишь меня. Скажешь: С днем рождения!