Реми не успел дойти до канатов – судья, выскочивший на ринг, схватил его руку и поднял в воздух. Несмотря на страшную боль, меня захлестнула волна счастья, когда я услышала…

Услышала то, что должна была услышать еще во время прошлогоднего чемпионата после последнего боя…

– Итак, чемпионом этого сезона становится РЕМИНГТОН ТЕЙТ – РИ-И-П! Эй, Рип, куда это ты собрался?

В глазах у меня защипало, и его прекрасный силуэт слегка расплылся. Я рыдала, потому что он спрыгнул с ринга и теперь направлялся ко мне. Он догадался, что со мной что-то не в порядке. Он всегда чувствовал мое состояние – для этого мне ничего не надо было говорить. Пит сидел рядом, даже не подозревая, что со мной происходит. Сестра, конечно, почувствовала. А Реми все уже знал. Я ощутила, как меня обхватывают его покрытые по`том и кровью руки, когда он опустился передо мной на колени.

– Брук, малыш уже на подходе?

Когда я кивнула, он вытер мои слезы и произнес, задыхаясь, с горящими голубыми глазами:

– Не бойся, я с тобой. И ты, малыш, не бойся. Ты помог мне, а теперь я помогу тебе. Иди ко мне. – Он подхватил меня на руки и понес к выходу, и только тут я заплакала, уткнувшись в его влажную шею и обхватив его руками.

– Ему еще рано… появляться на свет… еще рано… а если он не сможет?..

Я слишком долго сдерживала эмоции, а сейчас они прорвались и просто захлестнули меня. Все это должно было произойти гораздо позже, после того, как мы подготовим комнату для малыша. После того, как вернемся в Сиэтл.

Когда он нес меня к выходу, нас обступила толпа фанатов, они протягивали руки, чтобы прикоснуться к мокрой, загорелой мускулистой груди, но он не обращал ни малейшего внимания на их крики, все его внимание было сосредоточено на мне.

– Рип, ну ты и зажег! Ри-и-ип!

Неожиданно зал заполнила оглушительная музыка. Я не сразу узнала голос певца и мелодию, но тут комментатор произнес в микрофон:

– По просьбе нашего победителя, который хочет сейчас задать очень важный для него вопрос.

Ремингтон продолжал пробивать свой путь сквозь толпу, а я прижала голову к его груди и слушала биение его сердца. Его дыхание. Я чувствовала каждую клеточку его прекрасного тела.

Он продолжал идти, и, даже несмотря на боль, я заметила, что многие фанаты держали в руках белые розы, а некоторые бросали цветы в нас со своих мест. Песня продолжала звучать, и вдруг я услышала два слова, от которых по моим венам пробежала волна адреналина.

Выходи за меня замуж…

– Что? – прерывающимся голосом спросила я.

Реми молчал.

Когда мы выбрались из клуба, он скомандовал Питу, чтобы тот подогнал автомобиль. Наконец, мы сели в машину, а Нора скользнула на сиденье впереди, рядом с Питом.

Ремингтон сжал мое лицо руками и посмотрел мне в глаза. Его лицо было распухшим и покрытым кровью. Я ничем не могла ему помочь, и это просто убивало меня. И тут он произнес глухим от эмоций и обезвоживания голосом:

– Этой песней я хотел сделать тебе предложение, так что теперь тебе решать. Я хочу, чтобы ты принадлежала мне. Мыслями. Телом. Душой. Вся целиком.

Он сжал мое лицо руками – мокрыми, мозолистыми, окровавленными.

– Выходи за меня замуж, Брук Думас.

Конечно же, я сказала «да»!

Я проигрывала в голове его предложение, совершенно забыв о болезненных схватках. Они становились все сильнее и сильнее – промежутки между ними были уже менее минуты. Я лежала в больничной палате, но время рожать еще не пришло.

Реми заправил выбившуюся прядку волос мне за ухо, на лице у него застыло встревоженное выражение.

– Брук, – все, что смог произнести он извиняющимся тоном, глядя на меня.

Мне было больно смотреть на него. Лицо было покрыто кровью, подбородок слегка припух. Мне так хотелось прикоснуться к нему, но как только я пыталась протянуть руку, он останавливал меня, целуя в ладонь.

– Нужно приложить лед к твоему лицу, – пыталась протестовать я.

– Кому какое дело до моей физиономии, – возразил он.

Когда я застонала при очередной схватке, он слегка зарычал, словно тоже чувствовал боль.

Он сжал челюсти, пытаясь сохранить спокойствие. Медсестра сообщила, что шейка матки открылась на шесть сантиметров, и спросила, не хочу ли я походить немного, чтобы дождаться, пока она откроется на десять. Я этого вовсе не хотела, но кивнула. Ремингтона явно потряхивало, но он сделал над собой усилие и все же помог мне вылезти из постели. Я схватилась за его руку, чтобы опираться на нее, когда мы выходили из палаты, и обратилась к нему умоляющим голосом:

– Останься со мной. Ты ведь со мной останешься, правда?

– Хорошо, Брук, – безропотно пробормотал он.

Он обвил мою талию свободной рукой, когда мое тело содрогнулось от очередной схватки.

– Отвлеки меня, – умоляла я.

– Как тебе понравился бой? – тихо произнес он мне в ухо.

В его голубых глазах светился восторг, губы криво усмехались из-за опухшего подбородка, и я сквозь боль рассмеялась между двумя схватками и поспешила ответить Реми:

– Ты классно его отпинал, но сейчас твой ребенок пинает меня.

Он помог мне вернуться в палату. Вскоре всем моим сознанием овладела страшная боль, и мне хотелось лишь тужиться, тужиться…

К тому моменту, как доктор разрешил мне это делать, я уже была без сил. Обняв меня сзади руками за плечи, Ремингтон прижался носом к моей шее, словно мой запах успокаивал его. А его запах успокаивал меня, и я старалась не кричать ради него. Потому что желала, чтобы он был рядом, и знала, что он ни за что не захотел бы пропустить такой момент. Закусив губу, я сжала его руку и стала тужиться, стараясь сдерживать стоны. Превозмогая боль, я тужилась изо всех сил. Спустя еще какое-то время ребенок наконец появился на свет, и я устало вздохнула, чувствуя, как напряжение покидает тело, и откинулась назад.

Доктор подхватил ребенка, и я затуманенным взглядом увидела что-то мокрое, скользкое, розовое.

– Мальчик, – услышали мы, и тут в палате раздался первый крик нашего малыша. Его легкие, видимо, еще не были достаточно развиты, но этот слабый звук наполнил мое сердце невыразимой радостью.

– Мальчик, – выдохнула я.

– Да, мальчик, – хриплым голосом повторил Ремингтон, и дыхание мое прервалось от того, сколько любви и радости было в этом слове. Реми не нужно было ничего мне говорить, но я знала, как много значит для него наш сын. Для нас обоих.

Я молча улыбнулась, глаза мои наполнились слезами. Доктор пробормотал, обращаясь к медсестрам, обрезающим пуповину:

– Дышит сам. Осложнений, похоже, нет. Но он все же недоношенный. Надо подержать его в инкубаторе.