Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Откуда ты знаешь?
– O’Мэлли мне сам сказал. Говорит, просто не знал как отвертеться.
– Очень типично для Грейвса, что он западает на таких клещей.
– Все это очень хорошо, – жалобно произнес Уитли на другом конце стола. – Но я считаю, что они не имели права вот так назначать Грейвса. Я вообще пошел в Спирпойнт, потому что мой отец знал брата Фрэнка еще по Королевской конной гвардии. И по правде говоря, когда они турнули Фрэнка, я чертовски приуныл. Думаю, он должен написать начальству. Мы платим больше, а получаем все самое худшее.
– Чаю, пожалуйста.
– Все тот же старый колледжский чай.
– Все те же старые колледжские яйца.
– Пройдет неделя, пока привыкнешь к этой колледжской стряпне.
– Я так и не привык.
– На каникулах, поди, не вылезал из лондонских ресторанов?
– Я был в Лондоне всего неделю. Брат взял меня на ланч в Беркли. Как бы я хотел сейчас там оказаться. Я выпил два бокала портвейна.
– Беркли хорош по вечерам, – сказал Чарльз. – Если хочется потанцевать.
– Он был чертовски хорош и днем. Видели бы вы тамошние hors d’oeuvres[135]. Полагаю, их там штук двадцать или тридцать на выбор. А потом мы лакомились куропатками и меренгами с мороженым внутри.
– А я ужинал в «D’Italie».
– О, а где это?
– Есть такое местечко в Сохо, о нем мало кто знает. Тетушка говорит по-итальянски как итальянка, так что она знает все тамошние места. Конечно, там ни тебе мрамора, ни музыки. Оно существует просто ради кулинарного искусства. Литераторы и художники там завсегдатаи. Моя тетушка со многими из них знакома.
– Брат говорит, что все, кто из Сандхерста[136], бывают в Беркли. Там, конечно, жулят со счетом только держись.
– Мне Беркли всегда казался слишком буйным, – сказал Уитли. – Мы жили в «Кларидже» по возвращении из Шотландии, потому что отделка нашей квартиры еще не закончилась.
– Мой брат говорит, что «Кларидж» – проклятая дыра.
– Он не всем по вкусу, конечно. Эта гостиница весьма фешенебельна.
– Тогда каким манером там оказалась наша грудастая Уитли, интересно знать?
– Тэмплин, не будь дешевкой.
– Я всегда говорю, – внезапно подал голос мальчик по фамилии Джоркинс, – что самая лучшая еда в Лондоне – в «Холборн-гриле».
Чарльз, Тэмплин и Уитли с холодным любопытством повернулись к влезшему в разговор, наконец-то единодушные в своем презрении.
– Неужели, Джоркинс? Как ты оригинален!
– Правда, Джоркинс? Ты всегда так говоришь? А ты не устаешь от того, что всегда говоришь одно и то же?
– Там есть табльдот за четыре шиллинга и шесть пен- сов.
– Джоркинс, пожалуйста, избавь нас от прискорбных подробностей, повествуя о своем обжорстве.
– Ну и ладно. Я думал, вам интересно, вот и все.
– А не кажется ли вам, – сказал Тэмплин, демонстративно ограничиваясь Чарльзом и Уитли, – что Эпторп неровно дышит к Уикэму-Блейку?
– Нет, а что, разве?
– Ну, он же от него не отходил все вечерние занятия.
– Полагаю, надо же пареньку как-то утешиться с тех пор, как уехал Сагдон. У него нет друзей среди малышни.
– А как вам Пикок?
(Чарльз, Тэмплин и Уитли учились в пятом классическом под началом мистера Пикока.)
– Начал достойно. Ничего не задал на сегодня.
– Тряпка?
– Сомневаюсь. Но с ленцой.
– Лучше уж с ленцой, чем тряпка. Я запарился в прошлом семестре выводить из себя Кекуока.
– Вот смеху-то было, кстати говоря.
– Надеюсь, он не настолько ленив, чтобы мы летом не получили сертификаты.
– Всегда можно попотеть в последнем семестре. Никто в университете ничего не делает, только перед самыми экзаменами начинают шевелиться. И просиживают ночи напролет с черным кофе и стрихнином.
– Вот смеху-то будет, если никто не сдаст на сертификат.
– Интересно, что они тогда будут делать.
– Дадут Пикоку под зад, наверное.
Вскоре была произнесена благодарственная молитва, и вся школа устремилась по галереям. Теперь там было темно. Галереи освещались редкими газовыми лампами. Когда кто-то проходил по ним, тень его удлинялась и становилась все слабее, пока, приблизившись к следующему источнику света, не исчезала, падала за спиной, следовала по пятам, укорачивалась, густела, исчезала снова и начинала появляться у носков туфель. Четверть часа после ужина и до начала второй части вечерних занятий были в основном потрачены на ходьбу по галереям парами или по трое. Привилегией ходить по четверо в ряд обладали только школьные префекты. На лестнице холла к Чарльзу подошел O’Мэлли. Это был нескладный малый, пришедший в Спирпойнт слишком поздно, в конце прошлого семестра. Он был в Армейском классе Б, и его единственным достоинством была выносливость в беге по пересеченной местности.
– Идешь к Грейвсу?
– Нет.
– Не против, если я отниму у тебя минутку?
– Ну, валяй.
Они присоединились к прочим прогуливающимся парам, их тени удлинялись перед ними, раздваиваясь. Чарльз не стал брать O’Мэлли под руку. А O’Мэлли не позволил бы себе такую дерзость. Его должность давала ему верховенство лишь в дортуарах. А в галереях Чарльз обладал старшинством по праву двухлетнего пребывания в Спирпойнте.
– Мне ужасно неловко, что меня выбрали в Совет, – сказал O’Мэлли.
– А я думал, ты обрадовался.
– Я не рад, честное слово. Это последнее, чего я хотел. Грейвс неделю назад прислал мне открытку. Испортил конец каникул. Я расскажу тебе, как дело было. Грейвс вызвал меня в последний день прошлого семестра. Ты знаешь, у него это в обычае. И говорит: «У меня есть для вас неприятное известие, O’Мэлли, я назначаю вас главой Верхнего общежития». Я ему: «Это должен быть тот, кто уже был в Совете. Никто другой не сможет поддерживать порядок». Я думал, он назначит Истона. А он говорит: «Тут дело не в официальном положении, а в личности». Я говорю: «Это доказывает, что официальное утверждение необходимо. Вы же знаете, какими большевиками мы были при Флетчере». Он говорит: «Флетчер не подходил для этой работы. Не я его назначил».
– Это в его духе. Флетчера назначил Фрэнк.
– Жаль, что у нас больше не Фрэнк.
– Всем жаль. И все-таки зачем ты мне все это рассказываешь?
– Не хочу, чтобы ты думал, будто я подхалимничал. Я слыхал, что сказал Тэмплин.
– Ну, ты теперь в Совете и назначен комендантом общежития, так в чем проблема?
– Ты поддержишь меня, Райдер?
– Ты когда-нибудь слышал, чтобы я кого-нибудь «поддерживал» в том смысле, который ты имеешь в виду?
– Нет, – униженно сказал O’Мэлли. – В том-то и дело.
– Так почему ты решил, что я должен начать