Что же касается детей… про это сейчас даже думать казалось страшно. С предохранением у них и так не складывалось, тут они ничего не нарушили, однако Сониной заслуги здесь не было. Напротив, она как раз пыталась склонить Митю хотя бы к календарному способу. Но этот метод, как, впрочем, и другие, от него же зависящие, не вызывали у мужа ни малейшего энтузиазма. Про перерывы он даже слышать не желал. Оставалось полагаться на Господа, что Он подождёт возлагать на них ответственность за новую жизнь – хотя бы пока они сами не обретут устойчивое положение.

…Ночью Соне приснился кошмар. Словно Митя решил устроиться на новую работу – в органы, туда, где служил Женя. Зарплату обещали высокую, но начальство предъявило требование претенденту – заменить глаза. «Нельзя туда с моими глазами, – объяснял Митя, – по ним всё сразу понятно, враги обо всём догадаются». «Верно, – подумала Соня во сне, – по твоим глазам можно прочесть всё, что ты чувствуешь, только благодаря им я когда-то тебе поверила и верю теперь». Она принялась уговаривать его не ходить, не приносить такой страшной жертвы ради денег. Он упрямился.

Соня нервничала, скандалила, не знала, как его убедить. Она заявила, что любит его только с такими глазами, а если у него будут другие – то сразу уйдёт. Митя резонно заметил, что никуда она не уйдёт, они ведь венчались. Соня в ответ выдала очень сложную логическую цепочку: глаза – зеркало души, а венчание соединяет одну душу с другой, определённой душой… и ещё какую-то, тому подобную чушь. Ей показалось, что Митя согласился.

Потом Соне стало сниться другое: про работу, Вадика, Аньку. А потом снова появился Митя. Она будто бы открывала ему дверь – он пришёл домой. И сразу поняла – что-то неладно. Митя не смотрел на неё, раздеваясь, отворачивался, а когда она задавала вопросы – глядел в пол, не подымая век. Холодный ужас разлился у неё по сердцу от недоброго предчувствия, Соня чувствовала, как леденеет спина. И тут Митя поднял на неё взгляд. Это были не его карие, тёплые, такие искренние глаза. Стальные, жёсткие, непроницаемые – они уставились прямо на неё. Соня сразу узнала, чьи они, закричала и тут же проснулась.

Она лежала в холодном поту – спина, руки, ноги словно одеревенели. Митя дёрнулся и подскочил – он и всегда-то спал очень чутко, необъяснимым образом улавливая, если Соня не спит, а сейчас и вовсе испугался её возгласа.

– Что? Ты что? – осипшим от сна голосом спросил он.

Соня не отвечала. Она прижалась к нему и принялась целовать его глаза – самые любимые на свете. Потом – лицо, плечи, руки… Судорожно гладила его, словно боялась, что он через секунду исчезнет. Ошеломлённый, ещё спросонья, Митя крепко обхватил её, раздавая ответные, тревожные ласки:

– Маленькая… тебе что-то приснилось, да? Что, ну что – скажи?

– Ничего… просто что-то противное.

– Ты совсем замёрзла… иди сюда, ну, где твои ножки? Как ледышки!

– Сколько времени? Мить, всего час остался… спи, родной, прости, что разбудила.

– Тебе же к обеду… выспишься.

– А тебе-то к восьми!

Но он уже завёлся и принялся ласкать её – нервно, горячо, порывисто.

Когда через час зазвонил будильник, они уже просто тихо лежали, обнявшись.

– Митя… Мить, ты никогда не думал, что с нами будет дальше? Как мы будем жить? Что может произойти?

– Думал.

– И что? Что ты видишь?

– Что мы всегда будем вместе. Всё наладится. Может, переедем в другой город, устроимся там на работу, заведём ребёнка. Будем жить тихо-мирно – и никого нам больше не надо. Если мы будем вместе, то ничего не страшно, правда?

– Правда…

– А ты – что видишь ты?

– То же самое… – выдавила Соня.

Но она соврала. Она ничего не видела, ничего не могла представить. Для неё существовал только один день – сегодняшний, её счастье составляла сейчас его рука, лежащая на её груди – вот в эту, настоящую, единственную минуту.

А завтрашнего как будто бы не было. И пускай… пускай его подольше не будет.

* * *

Начало недели, вопреки ожиданиям, неприятностей не принесло. За исключением того, что Вадика в садик так и не привели. На её звонки трубку никто не брал, хотя Соня была уверена, что дед их слышит. Соня кипела, но сделать ничего не могла. Она приказала себе быть настолько мудрой, чтобы отличить то, что она может изменить, от того, что не может, и успокоилась… ну или почти успокоилась.

В среду Митя пришёл довольным – он получил и зарплату, и обещанную премию, накупил продуктов и принёс Соне в подарок новую кожаную сумку – её прежняя выглядела совсем позорно. Не успели они сесть ужинать, как раздался звонок в дверь. Соня вздрогнула – с некоторых пор она боялась любых визитеров. К счастью, это оказалась Анька, но явно чем-то встревоженная.

– Что-нибудь на работе? – тотчас насторожилась Соня.

– Да не… Там всё чисто. Сонь, а где у тебя, правда, документы на квартиру?

– Свидетельство? – растерялась она. – Мы же делали копию к нотариусу… Сейчас найду. Хочешь, забери, пусть у тебя лежит, пока мы новое не получили по завещанию…

– Да нет, Сонь. Это папаша… корки отмачивает.

– Ну что он ещё там?

– В суд подаёт.

– Что-о? На меня, что ли?

Анька бросила на неё странный взгляд.

– Ну… в общем, на нас обеих.

– Как это? – не поняла Соня. – Чего он добивается?

– Ох… – вздохнула сестра. – Пойми его… Бормочет какую-то фигню. Говорит, подал на нас в суд. Вроде как свою часть квартиры отсудить собирается.

– Как он может её отсудить? Квартира была приватизирована в долевой собственности, без него, на троих, и мама свою часть завещала нам! Он что – хочет опротестовать завещание?

– Но ведь он у нас до сих пор прописан…

– Ну и что с того? Он не собственник! А прописан может быть кто угодно. Никаких прав у него нет, он что – с дуба рухнул?

– Говорит, совместно нажитое имущество.

– Как это – совместно нажитое? Гольцманы тут ещё до войны жили.

– Да не знаю я! – Анька раздражённо повела плечами. – Не понимаю, зачем ему это нужно – у Жанночки такие апартаменты!

– Бред какой… – медленно проговорила Соня. – У собственной дочери жильё отнимать? Может, он умом двинулся со своей гениальной художницей?

– Ага! Насмотрелся на её зелёных червяков в красных банках.

– Да нет, чушь. Какой суд? Никакой суд его даже слушать не станет!

Анька подняла на сестру недоумённый взгляд:

– А он говорит, уже заявление подал.

– Что? Ну и что… значит, всё равно проиграет. Тут же всё ясно.

Соня занервничала. Она терпеть не могла подобных вещей – разбирательств, любых столкновений с государственными инстанциями. От общения с чиновниками она впадала в депрессию и безнадёгу. Даже если всё это чепуха, и любой суд признает, что они с сестрой – законные наследницы, всё это просто отвратительно, займёт и нервы, и время.