Сколько угодно!

Близился мой пятнадцатый день рождения. Раньше мне нравился день рождения, потому что родственники и даже некоторые одноклассники поздравляли меня.

И я становился старше.

Ведь, чем старше становишься, тем больше шансов, что тебя будут воспринимать всерьез. Тем ближе ты становишься к тому, чтобы быть взрослым.

Но что такое быть взрослым?

Я не знаю. Вот Владу исполнилось восемнадцать лет, и юридически он теперь взрослый. Но что изменилось в нем самом? Не может же он мгновенно повзрослеть, достигнув совершеннолетия. Вот был ребенок, которого надо ограждать от опасной реальности и от разлагающей информации, и – хлоп – стал взрослым, который обязан все знать, уметь и понимать. А если не понимает – его проблемы.

Странный мир.

Я решил спросить об этом у Ольги Алексеевны и в первый же учебный день после больницы зашел к ней. Она сидела за столом и что-то писала в большой тетради.

Увидев меня, Ольга Алексеевна тут же сняла очки и встала.

– Ну как ты?

– Нормально. Можно у вас посидеть? У нас сейчас физкультура, а меня освободили.

– Конечно, – Ольга Алексеевна улыбнулась, – Будешь чай?

– Да, с удовольствием.

Ольга Алексеевна включила чайник, стоящий на небольшом столике в углу. Кроме чайника там лежали конфеты и печенье. Раньше я его не видел.

– Что значит быть взрослым? – спросил я.

– Что? – спросила она, приподняв брови.

– Быть взрослым. Вы же знаете, как это.

– Садись, Леш, – сказала она.

Мы подвинули стулья к столику и сели.

Я улыбнулся, напрягая только верхние мышцы челюсти.

– Тебе необязательно улыбаться.

Тогда я перестал.

– Так что это значит? – вновь спросил я.

– Сложно сказать.

– Попробуйте, пожалуйста. Я ничего не понимаю, но хочу понять.

Ольга Алексеевна молчала четыре секунды, а потом сказала:

– Не знаю.

– Что? Как не знаете?

– Я не чувствую себя взрослой.

– Но вы же взрослая. Вам двадцать шесть.

– Да. А с какого возраста надо считать себя взрослым, по-твоему?

– С… ну… с двадцати… или нет? Теоретически же взрослым можно назвать человека, достигшего совершеннолетия. С восемнадцати лет можно заключать браки, голосовать, покупать сигареты и слабые алкогольные напитки. А еще с восемнадцати лет человек несет полную юридическую ответственность. Но… – Я замолчал, пытаясь правильно распределить мысли. – Моему сводному брату две недели назад исполнилось восемнадцать лет, но он не стал слишком взрослым. Значит, наверное, с двадцати.

– Но ты не уверен? – Ольга Алексеевна улыбнулась.

– Моим родителям было двадцать лет, когда они поженились. К тому моменту они должны были быть взрослыми. Но оказалось, что у папы была еще одна дочь, и он не рассказал об этом маме. Это ведь не слишком взрослый поступок.

– Некоторые вещи от возраста не зависят. Есть люди, которые врут и во взрослом возрасте. И я сейчас не говорю про твоего папу. Я в целом.

– Я понял. Просто… – Я вновь замолчал, не понимая, что именно хочу сказать или спросить. – Понимаете, стать взрослым – что это? Одна радикальная перемена или множество небольших изменений, которые происходят с человеком? Или просто возраст? Но если это радикальная перемена, то во сколько лет она должна произойти? Например, Артем Хвостов. Раньше он много говорил, а теперь молчит. Наверное, он стал взрослее.

– Возможно, – Ольга Алексеевна кивнула.

– А почему так? Наверное, что-то изменилось. Я был у него дома. Оказалось, что его старший брат погиб. Наверное, это ужасно. Я не представляю, как бы я себя чувствовал, если бы Влад… Хотя он мне не родной брат. И вообще, если подумать, не…

Я замолчал, потому что у меня перехватило дыхание.

– Никто точно не скажет тебе, что такое быть взрослым. Это слишком абстрактное определение, и каждый сам должен решить, что подразумевает под ним.

– Это сложно. Почему нельзя ввести какое-то общее определение? Так было бы проще.

– Разве? – Ольга Алексеевна прищурилась.

– А разве нет?

– Подумай сам. Некоторые вещи нельзя навязать. Иначе получается какой-то тоталитаризм. Ты ведь понимаешь, что нельзя заставлять всех людей думать одинаково.

Я кивнул.

Это было сатори[13].

– Пей чай, – улыбнулась Ольга Алексеевна, – И печенье бери. Кстати, что ты решил с Питером? Хочешь поехать?

Я немного смутился, но заставил себя посмотреть в глаза Ольге Алексеевне.

– Да, я хочу поехать. Могу я дать вам почитать мои стихи?

– Да, конечно. Приноси, я с удовольствием почитаю.

– Спасибо, – я улыбнулся совершенно искренне.

Мы пили чай и говорили, в основном, о моем аппендиците. Я не хотел вспоминать об этом, но Ольга Алексеевна задавала много вопросов.

А потом мне пришлось идти на алгебру. Я хотел спать, но заставлял себя слушать Галину Владимировну. Она была очень крупная, а голос у нее был высокий-высокий. Странное сочетание. Она тоже спрашивала про мой аппендицит, и мне пришлось отвечать.

Почему-то всем было интересно.

На улице уже было тепло. Температура поднялась выше нуля, и весь снег уже растаял. И пахло так непривычно. Странно. Весной.

Впрочем, уже наступил апрель.

Скоро Орион уйдет с неба в очередной раз. А когда появится, я уже буду в другом городе. В другой школе. В следующей жизни.

Влад был дома. Он сидел в комнате за письменным столом и что-то писал.

Когда я вошел, он поднял глаза и тут же опустил.

Он решал систему уравнений.

Я сел рядом.

– Помочь? – спросил я тихо.

– Ага, – ответил Влад. – Я тут кое-чего не понял. А я, наоборот, кое-что понял.

Я не один. Что бы ни случилось.

* * *

На выходных, когда Влад и Игорь уехали на дачу к родственникам, Людмила Сергеевна решила не приезжать в гости. Мы с мамой остались вдвоем.

Это был идеальный момент, чтобы поговорить с ней.

Мама сидела в гостиной за столом, заваленном стопками чертежей. Я подошел к ней, и мама подняла голову.

– Болит что-нибудь?