Я продолжаю ковылять к двери, стараясь не выделяться из массы таких же, как и я, пьянчуг. Мне на счастье, парочка тоже решает выйти освежиться, и наша «шумная компания» не может привлечь внимание даже самого искушенного наблюдателя.

Если Эвин пошел прямиком в расставленную герцогиней и моей… гммм… чтоб ее Бездна задрала, невестой, то почему я тогда здесь? Почему Ивлин назвала мне реальное место встречи, прекрасно зная, что я увижу и услышу?

Нутро щекочет от желания оглянуться на герцогиню и ее приспешников, убедиться, что никто из них уже не заносит кинжал мне в спину. Когда бредущие передо мной пьянчуги распахивают дверь, соленый морской бриз щекочет затылок холодом. Колючим противным холодом, очень похожим на лезвие востро наточенного стилета, которым убийцы режут глотки доверчивым овцам.

Может, я и потерял нюх — старость, мать ее за печенку! — но инстинкты все так же исправно мне служат. Они слишком глубоко в моем нутре, почти такая же часть меня самого, как руки и ноги.

Я успеваю отклонится всего на полвздоха, когда холодное черное лезвие вспарывает воздух около моей шеи.

Хаос бы их всех…!

Разворачиваюсь на пятках, на ходу хватаю кувшин со стола и бью наотмашь, снизу вверх.

Место, скорость и сила удара — этого достаточно, чтобы понимать, что бьет тот, который большой и крупный. Он на голову выше меня, а значит, нужно бить снизу, под челюсть, дном глиняной бутыли.

Хруст врезавшихся друг в друга зубов звучит как музыка.

Здоровяк запрокидывает голову, но руками все равно пытается поймать меня за грудки.

Я дико голоден, поэтому даже его вонючая кровь, фонтаном брызнувшая изо рта, для моих демонов пахнет слаще меда из первоцветов. Чтобы свалить его с ног, нужно лишь мгновение.

Прыжок, железная хватка обеими руками в глотку.

Надавливаю на кадык большими пальцами.

Кто-то пытается поймать меня за плечи. Тот мелкий, хриплый. Я ему не по зубам.

Особенно, когда под моими пальцами приятной сладостью звучит хруст лопнувшего хряща и здоровяк выпучивает моментально налившиеся кровью глаза.

Есть. Я голоден. Я зол.

И, Хаос и все его выродки, я безумен.

Во мне нет ни капли сострадания или отвращения, когда мои клыки впиваются ему в глотку, вместе и вырывают кусок плоти. Кровь хлещет в рот, заставляет глотать жадно и быстро. На вкус как помои из придорожной канавы, но бывало и хуже. Главное, что мое тело наполняется силой.

Я готов убивать без разбору, потому что Тьма окутывает мою душу стальными цепями, запрещает думать о благе и свете. А демоны сладко льют в уши обещания всевластья и вседозволенности. Здесь нет никого, кто смог бы остановить меня.

Во всей Артании…

Что-то тяжелое опускается мне на голову и на мгновение глушит сухим треском.

Взбрыкиваю, трясу башкой, как сонный мерин.

Это секундная задержка.

За шиворот подтягиваю тушу здоровяка, медленно вставая на ноги. Я пожираю его кровь, пока в нем еще бьется сердце. Дохлятину не станут есть даже голодная Тьма внутри меня.

Натыкаюсь на взгляд того, другого. Замечаю обломок доски в его руках. Приятною моей черной душе панику в глазах. Будь я простым смертным — он бы прошиб мне башку.

Лу’На пытается смешаться с толпой пьянчуг, чтобы незаметно, в общем хаосе, выскользнуть наружу. Усмехаюсь. Странное дело — минуту назад они были пьяны до поросячьего визга, а стоило замаячить опасности — крепко стоят на ногах и точно знают, куда бежать.

Сглатываю соленый, на вкус как железная стружка, сгусток.

Каждая мышца в теле вибрирует от слишком резкого прилива сил. В другое время я бы ни за что не позволил себе так увлечься, чтобы потерять контроль, но сейчас мне все равно.

Из-за своей самонадеянности, я подставил лучшего друга.

Из-за своей самонадеянности, я потерял… любимую женщину.

Стол рядом оказывается очень кстати, чтобы швырнуть его в стену около двери. Делаю это одной рукой, почти не чувствуя напряжения мышц. Обломки разлетаются в стороны жалящей острой шрапнелью, попадая в податливые мягкие тела.

Запах крови наполняет воздух дурманящим ароматом.

Я отшвыриваю уже бесполезное и начавшее коченеть тело толстяка, подхватываю валяющуюся рядом щепку и без сожаления втыкаю ее в шею удирающего коротышки. Удар такой сильный, что дерево проходит через основание шеи насквозь.

Беру тощего за шиворот, разворачиваю и поднимаю над землей. Жизнь вытекает из него и капает на пол по еще дергающимся в предсмертной агонии ногам.

— Подыхаешь ты не так эффектно, как покупаешь продажные души, — говорю ему в лицо, впитывая муки его последних мгновений.

Тьма во мне ликует.

Никогда в жизни я не позволял ей устраивать такую вакханалию, но сейчас уже все равно.

Впереди осталось самое вкусное.

Одна — Черная Вдова — пытается забиться в угол, скуля как побитая собака. Ей повезло не дать деру вместе со всеми, иначе валялась бы на полу, как мелкая дрянь, нашпигованная деревянными щепками, как праздничный гусь. На Вдове же ни царапины.

— Я не… не… не… — блеет продажная тварь.

Я прикладываю палец к губам, призывая ее заткнуться, и подбираюсь к ее убежищу на мягких лапах, как хищник. Герцогиню все время держу в поле зрения — она пытается ползти, но теперь я найду ее даже с завязанными глазами, по вонючему запаху крови.

— Это была просто игра! — верещит Вдова.

Я затыкаю ей рот всего одним движением.

Сворачиваю шею.

А когда безжизненное тело глухо падает на пол, чувствую себя глубоко удовлетворенным, потому что в глубине души мечтал сделать это на каждом заседании Тайного совета. Собаке — собачья смерть. Хотя собак я люблю — они, обычно, не кусают кормящую их руку.

Ну а теперь — сладкий десерт.

Мои ноздри втягивают воздух, густо приправленных запахом страха. Бояться здесь все, но громче всех, конечно, герцогиня. Это не может не радовать. Каждый нерв в моем теле замер в ожидании долгожданной мести. Тьма нашептывает тысячи способов, которыми я могу последние дни поганой твари очень долгими и мучительными. А другая моя часть толкает в спину, призывая поскорее раздавить гадину, потому что она уже почти бесполезна.

Нет. Успокойся, Нокс.

Прежде чем оторвать мухе крылья, нужно заставить ее пожужжать.

В кабаке уже на удивление пусто. Только из-за стойки выглядывает седая макушка кабатчика. Мой короткий рык с призывом убираться подальше, он понимает сразу, ползет и проваливается в подпол.

— Куда-то собралась, герцогиня? — говорю елейным голосом, вкрадчиво шагая по следу ее крови на грязном дощатом полу. Она почти доползла до двери, но я успеваю схватить ее за лодыжку и втаскиваю обратно, как тушу рыбы, которой не удалось сорваться с крючка. — Но-но, моя хорошая, разве прилично сбегать от расправы? Разве призрак твоего гниющего папаши не рассказывал тебе, как это бывает, а? Чем дальше ты пытается сбежать — тем приятнее палачу поджигать твои быстрые пятки.