обучения вернусь сюда служить. Я проучилась год по сокращенной практической программе, и вернулась. Если что, я вчера уже рассказывала об этом вашему коллеге, тому, что окопался у нас в Кузнецовской больнице.

Он фыркнул.

— Окопался, надо же, — ещё и смеётся, смешно ему, значит. — Нет, я с ним не беседовал о вас и записей его не видел, у каждого из нас своё задание. Поэтому заранее прошу прощения, если спрошу о чём-то повторно. А потом ещё и Пётр Максимович тоже может о чём-нибудь спросить.

Я только плечами пожала, потому что — их воля, о чём спрашивать, а о чём — нет.

— И каковы же были ваши обязанности в доме Серебряковой?

— Обычные, как я понимаю. Главным образом — сопровождать Софью Людвиговну по всем делам, по каким она покидала дом, а она вела весьма активный образ жизни.

С чего вдруг про Софью-то вспомнили? Не вспоминали, значит, а тут внезапно вспомнили?

Вообще я ж не очень знаю, какие слухи тут ходили и что говорили люди, я ж быстро уехала тогда. А уж наверное, говорили. Нужно Надежду расспросить вечером, она все такие истории собирает, должна знать.

Дальше мне пришлось припомнить, куда выезжала Софья Людвиговна — кроме театра и концертов, и кроме бала. Девичий институт, встречи с разными знакомцами и компаньонами, коммерческая деятельность, что там ещё было? Карточные вечера в её доме на Четвёртой Рождественской? И просто в гости мы тоже ездили, она таким образом напоминала о себе и поддерживала репутацию. В том же Попечительском совете она не командовала единолично, но её слово было весомым и значило много, потому что подкреплялось деньгами. И распоряжалась теми деньгами она сама, а не муж, и не отец, и не должна была ни у кого просить, и ничего никому не объясняла.

После я рассказала обо всех, кто служил в доме Софьи, и добавила — что мы не так давно виделись, незадолго до масленной недели. И совершенно не понимала, что нужно этому Николаю Константиновичу — какое ему вообще дело до Софьи и до её жизни.

И тут он меня совершенно добил следующим вопросом:

— Извольте рассказать, Ольга Дмитриевна, как скончалась ваша благодетельница госпожа Серебрякова.

Я взглянула на него — даже взгляд от бумаг своих поднял, смотрит, глаз не сводит. И что, вот прямо рассказывать? Вот прямо как было, так и рассказывать?

Я поняла, что детали Софьиной смерти мы толком не обсуждали даже с Агафьей и Марфушей, не спрашивали они меня. Как в самое первое утро после моего пробуждения поговорили — так и всё. И насколько я помню, громко и официально о её преступлениях не сообщалось, но и почести посмертные ей не воздавали, хотя по смыслу и по фактам её полезной деятельности — могли бы.

Я взялась за зеркало.

— Могу я задать уточняющий вопрос, прежде чем отвечу вам? — спрашиваю.

— Интересно, кому?

— Болотникову, — пожимаю плечами как можно более равнодушно. — Он был в доме Софьи Людвиговны в ту ночь, он и тогдашний полицмейстер Корнеев.

Павел Иванович, я слышала, перевёлся куда-то в более цивилизованные места. Сейчас на его месте другой человек. А что думает о тех событиях господин Пантелеев — я даже и не представляю.

— Спрашивайте, — кивнул Васин.

А я поняла, что ни чина его не знаю, ничего — только имя. Что за человек-то такой?

Болотников отозвался мгновенно.

— Ольга Дмитриевна?

— Матвей Миронович, меня тут спрашивают о деталях смерти Софьи Людвиговны. Могу ли я о них рассказать?

— Можете, — успокоил меня Болотников. — Смертушка наш тогда не зря настроил магический кристалл, чтобы тот всё запомнил, и если Васину захочется прослушать — мы ж дадим, правда? Говорите всё и ничего не опасайтесь.

— Благодарю вас, — киваю, откладываю зеркало, смотрю на Васина в упор. — Что вам угодно знать?

— Как умерла помянутая Серебрякова, — повторил Николай Константинович.

— Как я понимаю сейчас — она сняла с себя артефакт, представлявший собой хранилище жизненной силы и питавший её, а без него она жить уже и не могла. И оттого мгновенно скончалась.

— Какое ещё… хранилище жизненной силы? — нахмурился Васин.

Вообще будь я Соколовским, я бы сощурилась и спросила — а что вы вообще знаете о магии, милейший Николай Константинович. Но это будет… нагло, да? По возрасту он в отцы мне годится, и вообще он меня как бы допрашивает, да? Нужно быть вежливой.

— Госпожа Серебрякова, то есть тогда ещё никакая не Серебрякова, с юных лет имела обыкновение питаться жизненной силой других людей в минуту подступающей смерти. Таким образом она отправила на тот свет двоих мужей и шесть компаньонок. Тела последних обнаружили в подвале её дома после её смерти, до того дверь была скрыта магическим путём.

— А… вы? — всё же, он изумился, значит — история не получила широкого распространения.

— А я оказалась седьмой по счёту и той самой, на ком этот счёт прервался.

— И как вам это удалось? — о, да он мне не верит, забавно.

— Фактически случилось так: я не подозревала о том, что являюсь магом-некромантом, моя сила не проявлялась никак. Но в момент магического нападения на меня она пробудилась, тем более — с меня предварительно сняли ограничивающий амулет. Софья Людвиговна успела прикрыться, а её камеристку и соучастницу Антонию порвало ожившее чучело рыси, до того смирно висевшее на стене кабинета, где всё происходило. А потом пришёл Соколовский, вернул отнятый у меня амулет, потребовал от Софьи Людвиговны объяснений, но она предпочла умереть, и сняла с себя тот артефакт. Правда, он провёл посмертный допрос, на котором она призналась во всём. Существует магическая запись того допроса, потребуйте — и вам её предоставят. В момент смерти освободились её жертвы, те самые, запертые в подвале, точнее — то, что от них осталось. Они пришли, все шесть, и забрали Софью с собой. От неё осталась только кучка пепла, которую после опустили под лёд, и всё. Ну и много денег, которые направили на благоустройство города. Как я понимаю, был основан фонд, и командует этим фондом бывший управляющий Софьи Людвиговны, Антип Валерьянович. Он служит в финансовом управлении, вы можете его найти и побеседовать.

Васин смотрел на меня — и я совсем не понимала, верит он мне или же нет. Смотрел внимательно, глаз не сводил.

— Таким