Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И к какому типу вы относите Рябовского?
— Странный случай, очень странный. Про инопланетян, это я так… покривил душой, как говорится, — краснея, признался Конт и театрально всплеснул руками: —Слушайте, а не открыл ли он какую научную тайну? Такую, что не вынес тяжести своего открытия, и вот такой печальный результат.
— Вряд ли, — усомнился Марк, — чаще бывает наоборот: от бессилия перед тайной люди гибнут.
— Подождите, дайте я скажу… — попросила Вера неуверенно, точно надеясь, что ей откажут, — я не понимаю… пусть нет веры, пусть как ты говоришь бессилие, но вдруг… представляете, на следующий день после вашей смерти кто-нибудь совершит такое важное открытие, докажет как дважды два, что умирать не стоило, и все поверят… И окажется, что вы умерли зря, опоздали всего на один день, а исправить уже ничего нельзя. Как тот случай, помните? Я в «Вельте» читала… В прошлом году это случилось. Какой-то чиновник из министерства внутренних дел застрелился. Он думал — ему так сказали — его сын замешан в каких-то махинациях… А чиновник был очень щепетильным и не смог вынести позора… Потом, меньше чем через месяц после смерти, его сына полностью оправдали. Конечно, вы скажете — это частный, даже весьма редкий случай. Но мы ведь живем и не знаем, что будет завтра — а вдруг завтра будет лучше чем сегодня… Как быть тогда?.. — от волнения Вера совсем сбилась.
— Тогда — никак, — ответил Марк и почувствовал себя ужасно глупо.
— Вы правы, — поддержал Веру Конт, — многие так и живут, надеясь, что следующий день будет лучше предыдущего. И вы тоже правы, — теперь он обращался к Марку, — по поводу бессилия или, лучше сказать, разочарования в собственных силах. В самом слове «следующий» уже есть какая-то обреченность, вы не находите? Новый день от нас постоянно ускользает, и только-только появляется надежда сделать его «сегодняшним», как он снова становиться «следующим». И хуже всего то, что порою мы знаем, каким он должен быть — новый день, знаем точно, но сделать ничего не можем. Нам приоткрыли его краешек — и снова спрятали… Вот вы сказали — космический разум. А нужен ли он нам? Человеку и без того хорошо там, где его нет, а тут — нате пожалуйста — целый космический разум! Пальчиком поманил, да куда нам… Сколько желаний сразу возникает, сколько надежд! Сразу улететь отсюда хочется, вот вам и записка : «Кто дал бы мне крылья, как у голубя? Я улетел бы и успокоился». Улавливаете связь?
Марк и Вера кивнули.
— Он не заслужил света, он заслужил покой, — задумчиво произнесла Вера.
— Это что? Тоже из Псалмов? — полюбопытствовал Конт.
— Нет, из одной книги, русской…
— Ааа, — протянул следователь и со значением покивал головой. Затем нравоучительно добавил: — На Земле надо искать покой!
— Да где же взять этот покой? — с издевкой спросил Марк.
— Господин следователь, вероятно, из тех людей, кто и пижаму гладит с изнанки, — пробормотала Вера.
— Хм, я понимаю. Вы намекаете, что я вас как раз побеспокоил, — покивал Конт, — ну хорошо, но скажите честно, вы же наверняка думали о том, что произошло. Почему он это сделал?
— Хотите притчу? — спросил Марк.
— Извольте, если это нам поможет.
— Вот вы где живете?
— Это и есть ваша притча? — усмехнулся Конт, но ответил: —На Эльбештрассе, а зачем вам?
— Потерпите минутку. Мы же терпели, когда вы нас допрашивали. Итак, у вас там дом?
— Это был не допрос, а беседа, —возразил Конт, — и у меня квартира, а не дом.
— Сколько комнат?
— Четыре, но, позвольте, какое это имеет значение… — запротестовал Конт.
— Все, все, допрос окончен, — успокоил его Марк, — итак, у вас квартира с четырьмя комнатами. Вы живете там с семьей — жена дети и все такое. По утрам приходит горничная и прибирает в квартире…
— Нет, мы с женой сами справляемся, — осторожно возразил следователь.
— Прекрасно! Но вот вам улыбнулась удача, и вы в состоянии позволить себе дом в десять комнат. Как вы собираетесь поддерживать в нем порядок?
— Как-как, найму прислугу, — нехотя ответил Конт.
— Отлично. Так все и поступают — нанимают прислугу. Но предположим, что вам и дальше везет в жизни и вы покупаете новый дом — в два раза больше прежнего. Потом, следующий — еще в два раза больше. Ну и так далее — каждый следующий дом в два раза больше предыдущего. И вы по-прежнему нанимаете прислугу. В два раза больше дом — в восемь раз надо больше прислуги. Вы понимаете?
— Почему в восемь-то?
— Когда размер увеличивается в два раза, объем вырастает в восемь раз. Следовательно и прислуги нужно в восемь раз больше. И в конце концов она, то есть, прислуга, попросту перестает пролазить в дверь. С утра перед вашим парадным крыльцом скапливается очередь из горничных, кухарок, мусорщиков и разных там водопроводчиков. Они стоят и ждут своей очереди, чтобы попасть в дом. Что делать в таком случае?
— Наделаю достаточно дверей — только и всего, — нашелся следователь. Но Марк был готов к такому ответу:
— Не сможете! У вашего дома не хватит стен, что бы пробить в них достаточно, как вы говорите, дверей. Ведь площадь стен, включая крышу и фундамент, увеличивается в только четыре раза, если дом увеличивается в два. Сколько б не было дверей — все равно, рано или поздно перед каждой будет стоять очередь из ваших слуг. Что прикажите делать?
— Можно часть из них поселить внутри дома. Пусть там живут и там же работают.
— Не выйдет! Раз они там будут жить, то и мусорить будут там же. Ведь им, как и вам, нужно есть, пить, справлять естественные потребности. Они заведут себе семьи, наплодят детей… И тогда вам понадобится новая прислуга, чтобы убирать за старой. Уяснили?
— Хорошо, положим вы правы, — в растерянности согласился Конт, — но что отсюда следует?
— Что следует? А то, что рано или поздно вы уже не сможете следить за домом, и дом придет в упадок. Существует некий предельный размер для вашего жилища. А человек только тем и занят, что беспредельно отодвигает границы своего мира. Это путь саморазрушения, самоуничтожения — вот к чему стремится человек!
— Не согласен, — покачал головою Конт, — вы жонглируете словами, как клоун шариками. Доказываете, что черное — это белое, и наоборот!
— Кстати о цветах, — встрепенулся Марк, — как по вашему, белое, перекрашенное в черное — это черное или, все же, белое, но перекрашенное?
— Болтайте, болтайте, — процедил Конт и стал быстро собираться, — мне пора идти. Было приятно с вами побеседовать. Да, чуть не забыл… — он остановился, раздумывая, — после Рибовски остались какие-то записи. Он писал по-русски, и мне в них трудно разобраться, поэтому, если вас не затруднит, взгляните… — и он выложил на стол стопку тонких, мелко исписанных листов. Затем встал, застегнул пиджак на верхнюю пуговицу, одернул полы, внимательно осмотрел себя со всех сторон, и, видимо, остался доволен. —Я не прощаюсь, — сказал Конт и ушел.