В романе «Пруд» известный литератор А.М. Ремизов изобразил купца Огорелышева. Прототипом его послужил упомянутый выше глава Московского биржевого комитета Н.А. Найдёнов, приходившийся Ремизову дядей. Этот предводитель купечества при жизни пользовался большим авторитетом да и теперь вызывает восхищение многих, поэтому взгляд на Найдёнова, что называется, изнутри представляет для нас особый интерес. Вот ремизовская зарисовка: «Что-то зудело в воздухе, когда он (Огорелышев. — А.П.) шёл, а серые глаза его кололи пронырливыми остриями; огорелышевские глаза непроницаемые, и, кажется, расцарапать способные всю душу»[1671]. Фабричные рабочие между собой называли хозяина Антихристом, а двух его родных братьев — Игнатий-змей и Никита-скусный[1672]. «Недовольных… [Огорелышевым] не было, были оскорблённые, и таких много было, дошедших до последнего унижения и в обиде своей до последней терпеливости… И удивительное дело, как только он живым ходил, как его не укокошили?»[1673] Найдёнов, напомним, умер в 1905 году своей смертью, но в романе, вышедшем ещё при жизни купеческого предводителя, его удушили прямо в рабочем кабинете особняка. Так Ремизов отплатил своему родственнику за многочисленные унижения[1674].

По приведённым выше фактам можно вполне определённо судить о том, какое отношение к купечеству преобладало в дореволюционной России. Его претензии на роль носителей прогресса мало кем принимались всерьёз. В народных капиталистах общество видело отнюдь не спасителей Отечества, а обычных мошенников, жаждущих развернуться во всю коммерческую прыть. Подобное мнение господствовало в среде финансово-экономической бюрократии; восторгов М.Н. Каткова и И.С. Аксакова по отношению к купечеству там разделяли мало, потому-то тема иностранного капитала, затухшая было при Александре III под давлением названных господ, не угасла окончательно. Крепло убеждение, что без притока финансов и без технико-производственных знаний обойтись трудно, а с местными самородками далеко не уедешь. Напомним, что первым вопрос о значимости иностранных финансовых ресурсов для экономического строительства поднял ещё М.Х. Рейтерн в начале 1860-х годов. Его ярко выраженный либеральный курс был тесно увязан с притоком зарубежных инвестиций, что подразумевало создание условий для беспрепятственной циркуляции капиталов. Тогда Рейтерн начал с восстановления свободного размена кредитных билетов на звонкую монету, запрещённого ещё в Крымскую войну.

Кредитные билеты не пользовались доверием у возможных инвесторов, и Рейтерн, получив заём от лондонских и парижских Ротшильдов, добился от Александра II указа (25 апреля 1862) приступить к размену в Государственном банке бумажных денег на золото и серебро. Однако момент был выбран неудачный — как с экономической, так и с политической точки зрения. Начало 1863 года ознаменовалось Польским восстанием; его подавление было сопряжено с большими расходами, поэтому востребованность золота и серебра резко увеличилась, и в ноябре 1863-го операцию размена пришлось прекратить с огромным ущербом для казны[1675]. Вдобавок ко всему Рейтерн обрушил цены на платину, запродав запасы (около 2 тысяч пудов) одной английской фирме: рынок на этот драгметалл не мог восстановиться в течение следующих тридцати лет[1676]. За всеми этими неудачами стояли попытки запустить капитализм с наскока. Создать полноценную основу для иностранных вливаний не удалось и стало понятно, что перевод денежного обращения страны на новый стандарт невозможно осуществить «кавалерийскими» методами, минуя этап аккумулирования необходимого золотого запаса.

Все эти уроки в полной мере были учтены в 1880-х: вопрос об иностранных капиталах ушёл тогда на второй план, однако подготовка денежной системы к золотому обращению не выпала окончательно. Министр финансов Н.Х. Бунге уже с 1883 года начинает действовать в этом направлении[1677]. Весьма интересный факт: отставка Бунге, произошедшая под давлением купеческих кругов и их политических союзников, не повлекла за собой свёртывания мер по накоплению золота, хотя Минфин возглавил И.А. Вышнеградский. Этот выдвиженец патриотических сил посещал купеческие ярмарки и биржевые комитеты, расхваливал «лучших сынов родины», но одновременно развивал начинания своего предшественника, фактически размывая экономическое могущество капиталистов из народа. Сегодня известно: именно преемник Бунге проделал львиную часть работы по введению золотого обращения. Осведомлённые представители высшей бюрократии были убеждены, что «Вышнеградский всё своё управление не делал ничего, кроме исполнения намеченного Николаем Христофоровичем плана восстановления равновесия в нашем бюджете, подготовки введения у нас металлического обращения. Разница лишь в том, что Бунге шёл к этой цели осторожными шагами…»[1678]

То же самое можно сказать и о привлечении иностранных капиталов. Пришедший под знаменем борьбы с «этим злом», Вышнеградский в действительности лишь изображал готовность двигаться в заданном направлении. Так, он отозвал из Комитета министров ранее внесённое Бунге представление о некоторых льготах Вяземской и Моршанско-Сызранской железных дорог, которые находились в руках голландских банкиров, но немного выждав — и уже без шума — повторно внёс документы в том же виде. Узнав об этом, Бунге заметил: «Человек, всячески старавшийся придать моим действием ложную окраску, вынужден обстоятельствами идти по намеченному мною пути. Вот где моя победа!»[1679] И этот случай не единственный: архивные документы свидетельствуют о полной расположенности Вышнеградского к зарубежным инвестициям. Показателен его спор с представителем патриотического лагеря министром государственных имуществ М.Н. Островским. Последний настаивал на существенном ограничении иностранного присутствии в отечественной экономике[1680]. Вышнеградский же был с ним категорически не согласен: «Едва ли можно признать желательным совершенное преграждение доступа иностранных капиталов в страну столь бедную капиталами, как Россия»[1681]. Огромные богатства остаются без эксплуатации или используются неэффективно, а местные бизнесмены «ставят себе главной целью извлечь возможно больший в данную минуту барыш»[1682]. В завершение своего письма Вышнеградский напомнил, что Министерство финансов неизменно принимает участие в разрешительных процедурах по каждому случаю, связанному с иностранными инвестициями[1683].

Внезапная болезнь и последовавшая отставка Вышнеградского не позволили ему раскрыться в полной мере и, главное, с неожиданной — прежде всего для купеческой элиты — стороны. Так что в её глазах он остался проводником комплекса протекционистских мер, «лучшим министром не только России, но и всего мира»[1684]. Зато его преемник, С.Ю. Витте, стал подлинным разочарованием для купечества. Этот министр вошёл в историю как творец нового денежного обращения и экономического роста, основанного на заграничных инвестициях. Хотя «все финансовые реформы, осуществлённые им, были делом не его ума, а подготовлены его предшественниками Бунге и Вышнеградским. Он ловко всё сумел использовать и решительно применить»[1685]. Напомним, что поначалу деятельность Витте во главе финансового ведомства едва не привела к срыву намеченных ранее планов. Новый министр, находившийся во власти славянофильских воззрений, намеревался поддерживать отечественную индустрию, накачивая экономику кредитными билетами. В этом