применение всевозможных штрафов, видя в них способ компенсировать ущерб, причинённый нерадивыми работниками[1636]. Да и расходы хозяев на содержание социальной инфраструктуры (школ, больниц, бань и т. д.), о чём умилённо вспоминают сегодня, покрывались не из купеческого кармана, а через разветвлённую систему штрафов рабочих[1637]. Разумеется, государственное вмешательство в эту «идиллию» раздражало фабрикантов: они готовы были рассуждать о мире и согласии с работниками до тех пор, пока в эту добросердечную среду не врывалась непрошеная опека. Всё это очень напоминало восхваление канувших в Лету крепостных порядков, приверженцы которых также ностальгировали по патриархальным отношениям между крестьянами и помещиками[1638].

Невосприимчивость ко всему новому сочеталась у купеческих тузов с умением обирать всех, кто оказался в поле их зрения. Вот, например, именитый купец С.И. Сазиков — владелец известного в Москве завода серебряных изделий, один из учредителей и крупный акционер Учётного банка, а ныне любимец современных почитателей купечества. Предводитель московских биржевиков Найдёнов отзывался о нём как о трудолюбивом коммерсанте со значительными средствами[1639]. О происхождении «значительных средств» поведали «Русские ведомости», опубликовавшие материалы ревизии активов Сазикова. Подлог документов; откровенные хищения; перестановка цифр в отчётах; фиктивные покупки, призванные свидетельствовать о процветании; «позабытый» долг Госбанку и различным мелким кредиторам — вот слагаемые предпринимательских достижений[1640].

Вышедший из крестьянских низов ещё один крупный предприниматель, хлеботорговец С.Т. Овсянников, сумел прославиться на всю Россию. Своё огромное состояние он сколотил на крупных интендантских поставках хлеба. С помощью налаженной им системы подкупа этот самородок сбывал в армию гнилое, практически негодное зерно по цене первосортного. Он стал играть ведущую роль на хлебном рынке, окружив себя такими же, но более мелкими и зависимыми от него «предпринимателями». О чёрством отношении Овсянникова к простым людям, находившимся от него в трудовой зависимости, было хорошо известно, однако это не мешало ему слыть широким благотворителем[1641]. Правда, его «коммерция» в конце концов потерпела полное фиаско. По инициативе военного министра Д.А. Милютина Овсянников лишился контрактов, а затем и вовсе угодил за решётку: интендантская эпопея завершилась громким уголовным процессом и реальным приговором[1642]. Любопытна такая деталь: у почтенного Овсянникова было четыре сына и столько же дочерей. Сыновей он довёл до умопомрачения, а вот дочерей успел повыдавать замуж. Одна из них стала матерью знаменитого «фарфорового короля» России С.М. Кузнецова, и тот оказался достойным своего деда. Он возводил всё новые и новые корпуса на своих подмосковных заводах, но так и не сподобился, несмотря на все просьбы рабочих, оснастить цеха вентиляцией. Фарфоровая пыль разъедала лёгкие, и редко кто из них доживал до 35 лет. Кладбища возле рабочих посёлков по площади превышали предприятия: кузнецовские фабрики стояли буквально на костях[1643]. А другая дочь хлеботорговца вышла замуж за П.М. Рябушинского, то есть она — мать тех самых братьев, которые оставили заметный след в дореволюционной истории России. Портрет Овсянникова украшает юбилейное издание, посвящённое фирме Рябушинских[1644].

В постсоветский период символом русской предприимчивости, столь благотворной для отечества, стало имя В.А. Кокорева. Но что в действительности представлял собой его бизнес? Арендовав большие солеварные заводы в Пермской губернии, Кокорев свозил соль в Нижний Новгород, но при продажах неизменно добивался льгот и рассрочки по уплате акциза под обеспечение различных залогов. Со временем накопилась значительная сумма, выплатить которую было весьма затруднительно. Тогда Кокорев начал обивать пороги министерств, чтобы передать в уплату начисленных налогов принадлежащие ему земельные участки в Москве и Нижнем Новгороде; он собирался сбыть их по значительно завышенным ценам[1645], в том числе Таможенному управлению и другим ведомствам. Глава российской таможни Н.А. Качалов вспоминал: в конце концов этот «рыночник» сумел устроить «выгодное для него дело, так как без покупки его земель в казну, и за хорошую цену, ему было бы трудно выпутаться из весьма тяжёлого положения, и кто ему помогал, не знаю»[1646]. Однажды Кокорев даже заявился к Качалову на квартиру с предложением использовать высокие связи чиновника и провернуть в Министерстве финансов какое-нибудь дельце — «быть негласным его хозяином и нажить хорошие деньги». Отказ Качалова «торговать служебным положением» и репутацией весьма озадачил этого предпринимателя[1647].

Современные любители купечества считают Кокорева не только инициатором разнообразных промышленных починов, но и крупным мыслителем. Его статьи о путях экономического развития страны, переизданные сегодня, преподносятся в качестве образца государственно-патриотического мышления[1648]. На то, как создавалась эта купеческая публицистика, проливает свет переписка И.С. Аксакова и Н.С. Лескова. Великий русский литератор Николай Лесков испытывал денежные затруднения и, будучи неумелым «в ролях искательного характера», просил Аксакова, тесно связанного с купеческой олигархией, найти ему заработок[1649]. Тот рекомендовал писателя Кокореву. Встреча их постоянно откладывалась ввиду занятости купеческого воротилы, но Лесков проявил настойчивость и всё-таки поймал того между пьянками, сопровождавшимися карточной игрой[1650]. Недолго думая Кокорев вынес ворох бумаг по нефтяной тематике, взятых у инженера Скальковского, который служил тогда в правительственном Горном департаменте, и попросил Лескова обработать их литературно, оформив в цельный труд[1651]. Поручение было с блеском выполнено, и «автор» расплатился настолько щедро, что Лесков признал плату «несоразмерной за компиляцию о нефтяном промысле»[1652]. Затем Кокорев заказал статью об интересовавших его железнодорожных делах, причём пожелал разместить материал за своей подписью непременно в «Отечественных записках»[1653]. Принципиальный Лесков отказался: не стану «снабжать их («Отечественные записки». — А.П.) моей работой даже под сурдинкою». Это разочаровало заказчика, и он свернул наметившееся сотрудничество[1654]. Правда, кокоревская публицистика и после этого продолжала украшать ведущие издания той поры. Но цена этих купеческих творений вряд ли может вызывать иллюзии.

Нельзя пройти мимо и ещё одной купеческой «звезды» в лице С.И. Мамонтова. Если его вклад в русскую культуру очевиден, то его бизнес весьма далёк от предпринимательских эталонов. Тревожные оценки Ф.В. Чижова относительно деловых потенций московской купеческой элиты, о чём говорилось выше, в полной мере относятся и к Савве Ивановичу. Крах Мамонтова на рубеже XIX–XX веков прогремел на всю Россию. Сегодня принято считать, что это стало плодом рук реакционной петербургской бюрократии, душившей здоровые предпринимательские силы. Однако привлечение новых источников, содержащих любопытные сведения, позволяет несколько иначе взглянуть на это дело. Разорение разрекламированного купца произошло, прежде всего, из-за его собственной поверхностности или, точнее, безалаберности. Мамонтов презентовал масштабный проект металлургического завода в Сибири по производству рельсов, необходимых для расширяющейся железнодорожной сети, в частности для Сибирской магистрали. Было