после Гражданской войны 1860-х годов: значительное обременение государственным долгом, расстройство денежного обращения, финансовое перенапряжение. В США эта картина изменилась радикальным образом за полтора десятилетия. Обильный приток иностранных капиталов позволил разработать природные богатства и поднять национальные доходы, так что вскоре недавние затруднения были забыты. Россия же находилась примерно в тех же условиях, что и все охваченные войной страны, однако обладала по сравнению с ними очевидными стартовыми преимуществами, располагая неисчерпаемыми природными и людскими ресурсами. Поэтому заокеанский опыт казался здесь особенно ценным; считалось, что сконцентрированный в США капитал может и должен найти у нас применение[1571]. Американский бизнес долго игнорировал наш рынок, но наконец заинтересованно повернулся к нему лицом. Как сообщала пресса, в посольство России в США поступило около 2 тысяч письменных запросов от концернов и фирм, желающих завязать коммерческие связи[1572]. Причём многие из них соглашались принимать в уплату за свои товарные поставки государственные бумаги русских военных займов[1573].

Решающим шагом в русско-американских деловых отношениях стало открытие в Петрограде отделения крупного National City Bank of New York. За всю российскую историю это был всего лишь второй случай, когда иностранный банк напрямую получил разрешение работать в России (первым в уже далёком 1873 году был филиал французского Credit Lyonais). Утверждённые правительством «Правила операций и действий отделения» свидетельствуют, что оно было поставлено в лучшие по сравнению с отечественными банками условия. Например, ограничивалась общая сумма принимаемых обязательств по всем операциям: она не должна была превышать уставной капитал (5 млн рублей) более чем в пять раз. Регулировался размер выдаваемых клиентам кредитов — не выше 500 тысяч рублей; не более чем на 2,5 млн рублей разрешалась покупка и продажа государственных процентных бумаг, а также гарантированных правительством облигаций. То, что американцы согласились на эти ограничения, объясняется просто: все они касались работы только с российскими клиентами. Власти вовсе не собирались ущемлять отечественные банки; при этом ограничения на зарубежные, в первую очередь американские, вклады и счета отсутствовали, что позволяло перекачивать через открывшееся отделение любые объёмы капиталов из США[1574]. Отделение начало функционировать 2 января 1917 года, о чём сообщили все крупные российские газеты. Для National City Bank of New York это было 29-е заграничное отделение, и здесь думали о расширении своего присутствия в России[1575].

Одновременно с российско-американским сотрудничеством в финансовой сфере правительством был запущен ещё один масштабный совместный проект — на сей раз в железнодорожном хозяйстве. Речь идёт о конкурсе на строительство Московско-Донецкой железной дороги, которое все эксперты считали очень перспективным. Одним из претендентов выступил пул американских финансистов, возглавляемых тем же National city bank of New-York. Они обещали построить магистраль нового типа — по последнему слову техники, причём используя преимущественно русские материалы[1576]. Их конкурентами стали предприниматели из Москвы (столпы отечественной оппозиции) во главе с П.П. Рябушинским. Московский биржевой комитет информировал заинтересованные правительственные ведомства о создании специального консорциума, готового вложить в дело около 500 млн рублей. В документе подчёркивалось: совершенно недопустимо отдавать предпочтение иностранцам и передавать в их руки управление стратегической железнодорожной веткой; ведь они будут действовать не из России и в конечном счёте не в российских интересах. Подобные примеры известны, их более чем достаточно, и не надо повторять имеющийся печальный опыт[1577]. Как водится, московские претенденты заручились поддержкой Государственной думы, финансовая комиссия которой признала рассмотрение проекта первоочередным делом. 1 февраля состоялось заседание членов ГД, ЦВПК и Совета Съездов представителей промышленности и торговли — вместе с чиновниками ряда министерств. Но чиновники отдавали предпочтение как раз американской заявке, чем вызвали возмущение депутатов, предлагавших обсудить вопрос прежде всего с точки зрения соблюдения российских интересов[1578]. В ответ сотрудник Минфина Н.Е. Гиацинтов сказал законодателям и сочувствующим, что дискуссия о строительстве этой трассы в комиссиях Госдумы излишня, вполне достаточно обсуждения в правительственных ведомствах[1579]. В результате тендер, как и планировалось, выиграл новый фаворит правительства — американский бизнес. Правда, из-за нестабильности, воцарившейся в стране после свержения царизма, строительство даже не началось[1580].

Февральский переворот 1917 года поставил под вопрос не только данный проект, но и многие другие замыслы царской бюрократии. С дальневосточным направлением Временному правительству всё было предельно ясно — его быстро свернули. Зато европейское направление, окрашенное в яркие либеральные тона, расцвело пышным цветом. Восторг по поводу победы демократии, к торжеству которой приложили усилия Англия и Франция, предполагал полное взаимопонимание и в области экономического строительства. Союзники сразу возобновили обращения к дружественной теперь власти о ратификации постановлений Парижской конференции. Но оказавшись лицом к лицу с этой крайне запутанной проблемой, министры Временного правительства растерялись. Новый глава МИДа П.Н. Милюков предлагал премьеру Г.Е. Львову решить, как всё-таки быть с Парижскими резолюциями, поскольку старое правительство не оставило чётких ориентиров[1581]. Этот вопрос был перегружен множеством конкретных нюансов, а необходимыми знаниями руководители «освобождённой России» не обладали. Это заставило их обратиться к тем, кто возглавлял переговорный процесс с западными партнёрами: Н.Н. Покровскому (бывшему министру иностранных дел) и В.В. Прилежаеву (товарищу министра торговли и промышленности), представлявшим страну на союзнической конференции в Париже. Несмотря на новые условия, их опыт оказался весьма востребованным. Покровский был определён заместителем Гучкова по Центральному военно-промышленному комитету — штабу по подготовке Февральского переворота, а Прилежаев сохранил пост при купеческом министре торговли и промышленности А.И. Коновалове; после отставки последнего он переходит в управляющие делами Всероссийского торгово-промышленного союза, учреждённого московскими деловыми кругами в марте[1582]. Затем эти бывшие царские чиновники были привлечены к работе Русско-Американского комитета, который в начале августа 1917 года создал А.Ф. Керенский, начавший разочаровываться в Англии и Франции. Покровский стал главой комитета[1583], а Прилежаев — одним из его заместителей. В.В. Прилежаев сопровождал в поездке по стране специальную американскую миссию сенатора Рута, изучавшую перспективы сотрудничества в новой обстановке[1584]. Таким образом, Временное правительство практически полностью повторяло то, что уже было проделано правительством царским. Однако всё это уже не пригодилось.

Глава восьмая

Проблема иностранного капитала

Проблема, которой посвящена эта глава, всегда привлекала большое внимание исследователей. Становление исторической науки в СССР (1920-е годы) происходило на фоне дискуссий о месте и значении иностранного капитала в империи времён заката, когда его поступление в страну резко увеличилось. В советское время наработан значительный массив литературы на данную тему; целая