Шрифт:
Интервал:
Закладка:
4 июня
Хотя до зимы осталось ещё немало времени, мы, как предусмотрительные хозяева, «готовим сани летом», составляя подробный список продуктов на осенне-зимний период. Время от времени в палатку просовывается чья-нибудь голова, и мы выслушиваем самые неожиданные просьбы и советы: «Не забудьте включить в список «советские» сосиски». «Воблы бы неплохо попросить». Когда заявка была закончена, оказалось, что получилось без малого семь тонн. В общем, это не так уж много, если учесть наши хорошие аппетиты.
5 июня
Штиль. Бессильно повис флаг на мачте. Замерли мелкие серебристые облака на бледно-голубом небе. Ничто не шелохнётся.
Чёрный тент палатки так притягивает солнечные лучи, что даже на уровне стола температура держится близкой к +20˚, хотя газ с утра потушен. Не пройдёт и двух-трёх дней такой погоды, как по льдине потекут реки. И всё время сохраняется ощущение, что вот сойдёт вода, и мы увидим чёрную землю. Однако оно мигом рассеивается, стоит только зайти в гидрологическую палатку и заглянуть в лунку: видно, как в чёрной воде кончается толща льда. Лёд кажется совсем тонким, и невольно в голову закрадывается мысль о непрочности почвы под нашими ногами. Да и в самом деле – что такое три метра льда по сравнению с четырьмя километрами океанской воды, от которой они нас отделяют!
Сегодня даже самые отъявленные враги резиновых сапог вынуждены были сдаться – в другой обуви теперь уже не уберечься от воды…
Чем теплее «на дворе», тем больше у меня пациентов. И не удивительно: стоит только пригреть солнышку, как все выскакивают из домиков и палаток в чём попало, словно мы в тропиках, а не на Северном полюсе. Правда, пока закалённые зимовщики отделываются пустяками – лёгкий кашель, чихание, небольшой катар горла (впрочем, тут и папиросы виноваты!). Всех больных прельщают мятные таблетки с пенициллином; я, не скупясь, раздаю их.
…Нежатся псы, щурясь на солнце и лениво потягиваясь. Они впервые не изъявляют никакого желания бегать и играть. Их пушистые шубы сегодня уже не по сезону. Да и нет больше птиц, за которыми наши лайки с таким азартом охотились, – улетели пуночки. Что заставило их отказаться от столь обильного стола? Где ещё вдали от земли им удастся отыскать хлеб-соль? Наверное, их унесло сильными ветрами, дувшими в предыдущие дни.
7 июля
К нам летит Мазурук. Как описать охватившее всех чувство ожидания? То там, то здесь зимовщики собираются группами, гадают: «Что он нам привезёт?»
– Неужели не будет писем? – расстроенным голосом вот уже в какой раз говорит Лёня Разбаш, ни к кому не обращаясь.
Даже спокойные Матвейчук и Змачинский и то нет-нет да и начинают сомневаться: будут письма или не будут? А вдруг забыли их взять, а вдруг дома не знали, что улетает самолёт…
Когда до прилёта остаётся минут сорок, мы садимся в вертолёт и отправляемся на подскок. Раскладываем стартовое имущество, расстилаем большое чёрное «Т», втыкаем рядком вдоль полосы чёрные флажки. Наконец на южном склоне неба появляется тёмная точка, быстро увеличивающаяся в размерах. Самолёт уходит в сторону лагеря и, сделав над ним круг, возвращается к нам. Вспыхнула дымовая шашка. Клубы чёрного дыма, завиваясь в кольца, плывут за торосы. Ил-12 Н-525 идёт на посадку. За стёклами кабины виден Илья Павлович в своём традиционном синем джемпере – он машет нам рукой, а когда машина останавливается, открыв стекло, что-то кричит. Мы ничего не можем понять. Тогда он надувает щёки и дует, смеясь, в нашу сторону. Кто-то догадывается: надо развернуть машину против ветра. Комаров ещё раз поднимает руки, показывая направление стоянки.
…Все собираются в кают-компании. Столы завалены бесконечными свёртками и пакетами. На пианино розовеет большая герань – подарок лётчиков.
Иван Максимович любовно перекладывает из ящиков на тарелки свежие овощи и фрукты и неумолимо отвергает все просьбы «попробовать кусочек до обеда».
В первую минуту все устремляются к письмам. Воцаряется молчание, прерываемое порой громкими восклицаниями. Через час-другой лётчикам предстоит снова отправляться в долгий путь над океаном – надо дать им отдохнуть и подкрепиться на дорогу…
Проводив самолёт, мы опять погружаемся в чтение писем. Хочется без конца перечитывать эти строки.
8 июня
Тепло даёт себя знать всё сильнее. Снег значительно осел, и местами появились впадины, обнажившие старые трещины. Видно, льдину нашу в прошлом изрядно ломало.
Тишина. По голубому небу медленно плывут прозрачные белые облака, похожие на перья какой-то огромной диковинной птицы. Обтаяли торосы, поблёскивающие на солнце, словно облитые глазурью. Каждый тёмный предмет, оставленный на снегу, как магнит, притягивает к себе солнечные лучи и втаивает глубже прямо на глазах.
Под большинством палаток уже хлюпает вода, и только Комаров да мы ещё не «плывём». Однако то Яцун, то я время от времени засыпаем снегом ледяной фундамент, иначе ему не удастся долго продержаться.
С севера приполз туман, окутав палатки густой пеленой, но так же быстро проплыл дальше, оставив серые клочья на грудах ящиков.
9 июня
Бабенко поднялся сегодня «до петухов» и измучил метеорологов, чуть ли не каждые десять минут справляясь о погоде – не портится ли. Получив утешительный ответ, он бегом отправляется к вертолёту, возле которого с утра суетятся механики. Вертолётчикам предстоит совершить первый дальний рейс для проведения гидрологических работ в 50–100 километрах от станции, которые дадут дополнительные сведения о рельефе дна и характере течений в Центральном полярном бассейне.
К 3 часам Шамонтьев с помощью экипажа перетащил в машину гидрологическую лебёдку, буры, связки батометров. Начальник нашей рации Курко летит с ними в качестве бортрадиста, и это тоже подчёркивает серьёзность задания…
Около вертолёта собралась небольшая группа провожающих. Машина быстро скрылась вдали, а через час приходит первое известие: «Сидим, меряем глубину океана».
…В 7 часов вечера на юго-востоке послышался гул мотора, и вскоре из-за торосов вынырнул благополучно возвращающийся вертолёт. Путешественники оживлённо рассказывают обо всём увиденном, но для них у нас тоже припасено интересное известие: сегодня от Бурханова получена телеграмма.
Шестого июня командир вертолёта станции «Северный полюс – 4» Василий Мельников совершил посадку на ту самую льдину, где апрельской морозной ночью 1950 года высадились первые члены коллектива дрейфующей станции «Северный полюс – 2». Совершив круг, льдина вернулась через четыре года почти к тому же месту, откуда начала свой дрейф, в район 75˚05' северной широты 184˚40' восточной долготы. Всё сохранилось, даже палатки, которые