явно не пролезло бы. Зашив досками стыки стен, мы с удовлетворением оглядываем большую, почти правильной квадратной формы, просторную комнату, которая прекрасно заменит нам летом «зимний дворец».

В ящиках с запасными деталями неожиданно обнаружились письма, выполненные в оригинальной форме. На продолговатых кусках пенопласта неровным девичьим почерком выведены слова привета будущим зимовщикам.

9 мая

Воскресенье. Когда-то на земле мы называли его «выходной день», но здесь, на льдине, такое название как-то само по себе вышло из обихода, так как выходных дней в наблюдениях не бывает.

– Михал Семёныч, Миша, вставай, пора на завтрак!

Правда, я бужу Комарова не очень настойчиво, так как знаю, что он лёг совсем недавно, проработав всю ночь над бурами, привезёнными из Ленинграда. Они что-то всё не ладились, но Комаров, верный своей привычке «лечь костьми, но сделать», забрался в спальный мешок только под утро, добившись наконец своего. Надо сказать, что буры – его детище, рождённое ещё четыре года назад, во время дрейфа станции «Северный полюс – 2». Стоит Михаилу Семёновичу напомнить об этом времени, как он часами может рассказывать о том, как талые воды, затопившие станцию, грозили сорвать научные работы. День и ночь бились люди с водой. Сотни буров пронизали трёхметровый лёд, но диаметр отверстий был настолько мал, что мокрый снег мгновенно забивал их, препятствуя воде уйти под лёд. Промокшие насквозь, измученные бесплодными усилиями, зимовщики снова и снова сверлили лёд ручными бурами. Вот тогда-то Комаров и предложил новый бур с широким, 190-миллиметровым пером. Когда поток воды с урчанием устремился в широкое отверстие первой лунки, даже скептики согласились, что вода будет побеждена. Правда, буры, доставленные к нам в лагерь, так же мало походили на своего родственника со станции «Северный полюс – 2», как современные локомотивы на первый паровоз Стефенсона. Мотоциклетный моторчик, смонтированный на металлических полозьях, мог вращать буровое перо с различной скоростью, а поворотом штурвального колеса штанга с насаженным на неё буром легко поднималась и опускалась на нужную высоту. В саду Арк- тического института в Ленинграде буры работали безукоризненно. Но как они поведут себя здесь, на льду?

Буквально проглотив завтрак, Михаил Семёнович устремился к бурам, на работу которых пришли посмотреть все свободные от вахты.

Комаров ещё раз внимательно осмотрел свой агрегат и включил моторчик. Завертелось перо, быстро вгрызаясь в лёд.

– Идёт в репу, – удовлетворённо сказал Миша, вытирая замасленные руки.

Прошло несколько минут, и перо достигло воды. Теперь летний паводок нам не страшен.

10 мая

Накануне вечером Алексей Фёдорович предупредил всех, что мы переходим на новый распорядок дня: подниматься будем в 2 часа по московскому времени, а ложиться в 18 часов. По местному времени это будет соответствовать 11 часам утра и 3 часам ночи. Новое расписание вызвано тем, что аэрологам приходится выпускать радиозонды ночью, совпадающей с днём на земле. Собственно говоря, нам всё равно, так как солнце светит ярко в любое время.

Ровно в 2 часа загудела рында – рельс, подвешенный к треноге вместо сигнального колокола. Дежурный старается вовсю, и настойчивый звон проникает в спальные мешки, прогоняя сон. Невольно подумалось: «А Москва-то сейчас, наверное, крепко спит. Все давно пришли из театров, из кино, отдыхают от дневных забот…»

Медленно кружатся мелкие снежинки. Не видно солнца, и Попков безуспешно топчется у теодолита, пытаясь определить координаты.

– Дмитриев, Саша, иди быстрее! – крикнул Шамонтьев, на мгновение выглянув из гидрологической палатки.

Топот Сашиных ног показал, что зов услышан.

Осторожно, чтобы ненароком не свалиться в лунку, Шамонтьев прикрепил к тросу батометр – толстостенную трубку, снабжённую сбоку термометром.

– Теперь пускай.

Дмитриев отпустил тормоз, и батометр, бесшумно раздвинув воду, быстро исчез в чёрно-зелёной глубине.

Ещё несколько таких батометров, ожидая своей очереди, лежат рядом на столике.

Стрелка счётчика бежит по кругу, отсчитывая метры троса.

– Стоп. Давай следующий!

Процедура повторяется. Но вот все пять батометров опущены на нужные глубины. Саша надевает на трос грузик с прорезью, и он, булькнув, отправляется вдогонку за батометрами.

Если бы глаз мог проникнуть в толщу океана, мы увидели бы, как грузик, достигнув первого батометра, автоматически захлопнул его открытые клапаны. Проба воды попала в плен. Но грузик не только закрыл клапаны. Одновременно он освободил верхний конец батометра. Щёлк – и батометр перевернулся, а вместе с ним и термометры, капилляры которых устроены таким образом, что столбик ртути, показывающий температуру данного горизонта, перелился при этом в противоположный конец. Теперь в плен попала и температура того слоя воды, откуда взята проба. Однако и это не всё. Словно приняв эстафету, от перевернувшегося метра отделился второй грузик и несётся дальше вниз. Так одна за другой взяты пробы воды со всех пяти горизонтов.

Когда наступает время, батометры извлекаются на поверхность и в заранее приготовленные бутыли сливается вода, которую относят в соседнюю палатку, где живут гидрологи. Шамонтьев исследует её на солёность, определив, сколько же миллиграммов солей растворено в одном литре океанской воды, узнаёт концентрацию водородных ионов и количество растворённого в ней кислорода.

Для более детальных исследований пробы воды, заключённые в бутылки с притёртыми пробками, совершат с первым же самолётом путешествие в Ленинград, где опытные гидрохимики «разложат её по косточкам».

Сопоставив данные химического анализа с температурой, гидрологи безошибочно скажут, какие воды, атлантические или тихоокеанские, проходят в исследуемом горизонте: дело в том, что одни отличаются от других именно по этим показателям…

Скрипит лебёдка. Батометры уходят в недра океана.

11 мая

Постройка кают-компании подходит к концу. Одни забивают войлок в щели между стенами и полом, другие прибивают плинтусы, третьи, забравшись на крышу, соединяют её скаты листами из жести. Работа есть для каждого, в особенности для кинооператора. Однако актёры мы неважные. Стоит кому-нибудь заметить направленный на него объектив, как тотчас человек перестаёт работать и начинает «играть». Это страшно бесит Яцуна, старающегося всеми силами возвратить товарища к нормальному состоянию.

Правый угол получившейся 24-метровой комнаты отделён под камбуз перегородками.

Но вот выброшен строительный мусор, выметены полы и внесен тяжёлый угольный камелёк. Разгорелись стружки, и из трубы повалил первый дым. «Заплакали» оттаивающие окна.

12 мая

Погода немного улучшилась. Мутно-жёлтое солнце пробивает себе дорогу в облаках. Но вот небо прояснилось. Вспыхнул снег, и его ослепительный блеск заставляет невольно щурить глаза. Пришлось надеть тёмные очки: иначе легко заработаешь снежную слепоту. Это очень неприятная штука – снежная слепота. Она подкрадывается незаметно. Об этом приходится помнить не только в яркий солнечный день, но и в облачный.

Пользуясь погодой, астроном спешит определить