– Надеюсь.

– Неважно, что он напишет, – со знанием дела заявила Лиз. – Если начнет восхвалять, посетители повалят из желания отыскать изъян. Станет критиковать, придут из патриотизма – доказать, что британец неправ.

Стеф рассмеялась:

– И то правда!

– И потом, любая реклама…

– …хорошая реклама, – закончила Стефани. – Это точно.

– Естественно. Ладно, мне пора бежать. Работы море. В воскресенье созвонимся. Удачи!

– Спасибо, Лиз. Пока! – Стеф повесила трубку и задумалась.

Какие огрехи могли броситься в глаза прославленному мистеру Джонсу? Ничего не приходило на ум. Стефани нетерпеливо тряхнула головой. Нет смысла терзать себя. Пусть пишет что вздумается: она уже привыкла читать нелицеприятные отзывы. Такая работа. Строчите что хотите, мистер Джонс! Что хотите…

Выругавшись, Конор отправил содержимое сковороды в мусорное ведро. Он уже в третий раз пробовал приготовить соус и каждый раз оставался недоволен результатом. В день официального открытия все должно быть идеально. Это замечательный шанс продемонстрировать свежие идеи. Вытянув сигарету из пачки, он закурил.

Стеф не позволила ему внести значительные изменения в стандартное обеденное и вечернее меню. Как-никак именно эти рецепты принесли «Ше ну» звезду Мишлена. Стеф сказала, что новые блюда придется вводить постепенно, чтобы не растерять клиентуру. Признавая ее правоту, Конор все же не мог не испытывать некоторого разочарования. Он-то надеялся, что положение шеф-повара полностью развяжет ему руки, даст карт-бланш. Такая тоска изо дня в день готовить блюда Криса! Сделав несколько затяжек, он снова принялся за работу. Время поджимает. Скоро придут остальные и начнутся приготовления к ужину. Услышав стук в дверь, он чертыхнулся. Может, уйдут? Но стук повторился, и Конор пошел открывать, честя настойчивого субъекта, явившегося так некстати.

– Привет, Конор. Стеф у себя?

– Загляни наверх, – буркнул Конор. – Не заблудишься? Я занят.

Шон с любопытством оглядел парня, обычно такого приветливого.

– Хорошо. Спасибо! – Перепрыгивая через две ступеньки, взлетел по лестнице и толкнул дверь кабинета.

Стефани его даже не заметила. Пиджак от черного делового костюма болтался на спинке стула, верхняя пуговица серой шелковой рубашки расстегнута, волосы заправлены за уши. Она с головой ушла в свои мысли, рассеянно покусывая кончик ручки.

– Привет!

Стеф подпрыгнула, голубые глаза округлились от испуга:

– Шон! Что ты здесь делаешь? Все в порядке?

– Да. – Он опустился на стул напротив. – Я просто хотел поговорить.

У Стеф засосало под ложечкой.

– А мы не можем поговорить дома, Шон? – спросила она, надеясь, что выдерживает легкий, дружелюбный тон. – Я очень занята.

– Извини, что отрываю тебя от работы, но разговор срочный.

Уловив решимость на его лице, Стефани со вздохом отложила ручку. Похоже, столкновения не избежать. Чего он хочет? Собирается сообщить, что все кончено? Снова предложит собирать манатки?

– Ладно, – произнесла она еле слышным шепотом.

– Тогда я начну, хорошо? Насчет моего развода…

– Я же сказала, не надо ничего объяснять…

– Мой развод, – продолжал он, игнорируя ее слова, – был официально оформлен через неделю после того, как ты сказала, что собираешься сделать аборт. Тогда мне почему-то казалось, что не стоит тебе об этом рассказывать.

Стеф поежилась: его голос сочился сарказмом.

Он вздохнул. Ему вовсе не хотелось быть язвительным.

– Когда я увидел тебя в следующий раз, ты лежала на больничной койке. Разумеется, я собирался все рассказать, но тогда подумал, что это неважно.

– С тех пор прошло два месяца, – дрожащим голосом заметила Стеф.

– Да, ты права. Но честно говоря, в последнее время ты стала настолько непредсказуемой, что я побоялся тебе говорить.

– Что значит «непредсказуемой»? – нахмурилась Стеф.

– Не делай вид, что не понимаешь! Ты как кошка на раскаленной крыше. Я думал, что ты усмотришь здесь попытку подтолкнуть тебя к замужеству и устроишь мне выволочку.

– Прости, – Стеф залилась краской.

– И ты меня. Теперь, когда мы разобрались с разводом, я хочу знать, что тревожит тебя последние несколько недель.

Стеф изучала свои пурпурные ногти:

– Что ты имеешь в виду?

– Из-за чего ты сама не своя? Из-за выкидыша? Из-за звонка Джоан Мак-Канн? Ты должна поделиться со мной, Стеф.

Стефани замкнулась в себе, на лице появилось упрямое выражение:

– Нам не о чем говорить.

– Неправда, – не отступал он. – Это был и мой ребенок, Стеф. Мне бы хотелось поговорить о нем.

Она вяло улыбнулась:

– Почему непременно о нем?

Он улыбнулся в ответ:

– Так, с языка сорвалось. Я был бы не против дочки.

– Ты бы ее избаловал.

– Само собой. Она вздохнула:

– Решив оставить ребенка, я чувствовала себя такой счастливой, Шон. Дождаться не могла, когда поделюсь с тобой хорошей новостью. Видел бы ты меня! Вот посмеялся бы! Я все время разглядывала себя в зеркало, ждала, когда живот округлится. Я чувствовала такую уверенность, Шон. Все проблемы были мне по плечу. Я была убеждена, что все пойдет прекрасно. И дома, и в ресторане… А потом потеряла ребенка… – Ее глаза наполнились слезами.

Шон наклонился и отвел волосы с ее лица. Она перехватила его руку и крепко сжала.

– Такая боль… Невероятная боль, – дрожащим голосом проговорила она. – Не физическая – с этой было бы легче справиться. Физически я не испытала почти ничего. Проснулась, а ребенка уже нет. Словно кто-то сыграл со мной ужасную шутку. Наверное, до того момента я не осознавала, как сильно хочу ребенка. Тебе, должно быть, это кажется глупым. Ведь я вынашивала плод всего пару месяцев.

Шон взглянул на нее глазами, блестящими от слез:

– Не надо, Стеф. Не делай этого! Не пытайся принизить случившееся. Это был наш ребенок. Он умер. Неудивительно, что ты была уничтожена и горевала.

Стеф сглотнула:

– Я подумала, что это наказание.

– За что?

Глаза Стефани потемнели от страдания:

– За то, что я позволила умереть Рут и ее ребенку.

Шон вспомнил слова Энни и понял, как она была права.

– Дорогая, это не твоя вина.

Стеф шмыгнула носом:

– А вот я не уверена. Я уже не знаю, чему верить.

– Ты веришь, что я тебя люблю? – он пристально изучал ее лицо.