Конь скинула под стенку рюкзак и устроилась на скрипучей табуретке за невысоким столом, очевидно, сколоченным самим хозяином из реек и куска фанеры. Упоминание прежнего лидера уже не вызывало таких эмоций, как пару часов назад, только тупую досаду. Могут ли быть его странное поведение и ее уход как-то связаны?

– Во! – Усатый коротышка поставил перед ней тарелку горячего ароматного борща, а сам уселся со своей порцией напротив. – Ща пожрем, а потом чайку. Холодос у меня есть, но не пашет – электричество надо, а дают его лишь на темное время суток, вот как сейчас, так что готовый хавчик уминаем сразу.

Девушку уговаривать не пришлось: она накинулась на угощение как голодная волчица. Когда в последний раз ей доводилось есть настоящий борщ? Год или два назад? В любом случае голод, пускай и на время, вытеснил остальные мысли, и Конь всецело погрузилась в наслаждение едой.

Они быстро приговорили остатки борща, и, оставив посуду отмокать в раковине, светляк заварил свежий чай. Кухня наполнилась ароматом трав и теплом. Питье, разлитое по толстым пузатым кружкам, перекочевало в руки, а Ниф пригласил гостью переместиться в соседнюю комнату. Та, судя по расстеленному на полу вместо ковра полотну и объемным, размером с кресло, подушкам, предназначалась для гостей, а в конце комнаты, за цветастой шторкой, очевидно, спал сам хозяин. Конь, стараясь не расплескать чай, плюхнулась в одну из подушек, сразу оценив удобство и мягкость подобной мебели (надо бы подать Павлентию идею сделать такие же для «ХЗ»), и с интересом осмотрела расклеенные по стенам плакаты. Часть из них была вырезками из старых советских журналов: плакаты, призывающие к труду, дружбе, охране природы, и прочие популярные лозунги тех времен; между ними мозаикой теснились фотографии и портреты животных, пейзажи и даже чьи-то рисунки. Внимание девушки привлекли изображения знаменитых картин, удивительно гармонично вписанные во все это многообразие вырезок: на одной, кажется, царь Петр Первый (Конь не особо интересовалась искусством, но внешность одного из крупнейших исторических деятелей прошлого была вполне узнаваема) скептично смотрит на хмурого юношу, подозрительно похожего на него самого, на второй – даже не зная, догадаться легко – Иуда, целующий Христа.

– Караваджо, – сообщил Ниф, проследив ее взгляд. Светляк расположился напротив, в таком же кресле-подушке. – А Петр – это Ге.

– Не знала, что ты любишь живопись. – Сталкерша отхлебнула из кружки, чувствуя, как по телу разливается благостное тепло. Вкус у чая был отменный.

Ниф вздохнул.

– Нормальных обоев тут не достать, а так хоть какая-то отдушина в этом бедламе. Не оглядываясь на политику и религию, для меня это действительно просто произведения искусства. Кусочек прекрасного.

Конь кивнула, продолжая рассеянно блуждать взглядом по картинкам. В былые времена они с Няшкой так и не успели облагородить стены, а поддерживали в пригодном состоянии то, что сохранилось до них. Гостей никто из девушек не принимал, потому комната служила им спальней и гардеробом одновременно.

– А что Борман? – прервал ее воспоминания Ниф. – Рассказал что-нибудь полезное или как?

– Или как, – буркнула она.

Сталкер хихикнул и покачал головой.

– За старое взялся, значит. – Он немного помолчал, размышляя, и добавил: – А с другой стороны, вдруг оно не так плохо, как кажется?

Девушка метнула в него такой взгляд, что, обладай он силой, порвал бы коротышку на куски.

– Да шучу я, шучу! – замахал тот руками.

Конь отпила еще. Напиток успокаивал и слегка кружил голову.

– Зря только перлась сюда.

– Ну почему же? Вот, со мной повидалась, да и вообще…

Девушка задумчиво кивнула, а Ниф подался вперед и нарочито вполголоса произнес:

– А что за заказ такой, раз аж сюда пригнал? Много денег обещают?

– Не в деньгах дело, – ответила Конь, прежде чем успела подумать над самим ответом.

– А в чем тогда? – искренне удивился коротышка.

Куда ему, простому сталкеру, пускай и неглупому, сообразить, что в рейд можно пойти не только ради наживы, что есть вещи, которые не купишь за деньги, не обменяешь и не пропьешь, не зальешь… мысли в голове сталкерши шевелились медленно, словно сквозь вязкий кисель. Почему бы и не рассказать товарищу все как есть? Пусть тоже узнает, поймет.

– В дружбе.

Ниф закивал, показывая, что догадывается, в чем суть.

– С Няшкой что-то? – осторожно поинтересовался он.

Конь сморщилась, отмахнулась, залпом допила остатки чая и заговорила:

– Понимаешь, у нас есть мутант. У Няшки, меня, Терапевта… ты не знаешь Терапевта. Не важно. Так вот, этот мутант – не совсем мутант. – Девушка сделала паузу, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Ее вдруг начало клонить в сон.

– Не совсем? – переспросил Ниф. – Как это – не совсем?

– Это девчонка, ну, как я или Няшка… но не ты. – Она хихикнула. Надо же, какая смешная шутка получилась! Тут же взяла себя в руки и продолжила: – С ней что-то такое случилось, и она превратилась в прыгуна. И вот: мы хотим помочь ей снова стать человеком… Няшка хочет. Ну, и я тоже хочу, а чего нет-то?

Сталкерша на минуту нахмурилась и пожала плечами.

– К тому же, Федька меня спасла по дороге к вам. Я ей, вроде как, обязана теперь…

– Федька? – Лицо светляка то становилось сплошным размытым пятном, то снова обретало четкость.

– Няшка назвала. – Конь потерла глаза. В них будто песка насыпали. – Только не говори никому, ладно? Она тут где-то неподалеку ждет. Я потому и хотела сразу уйти. Что мне какие-то мутанты, когда есть свой личный?

– Ну ты даешь! – присвистнул светляк. – А Кошка-то вам зачем?

– Ну как зачем? – Девушка недовольно скривила лицо. Тут и так спать хочется, а этот еще и тупит. – Шерсти собрать, чтобы с Зоной поговорить, ну и все такое… Борман зараза, время только зря потеряла!

Она зевнула и снова потерла глаза.

– Слушай, чего-то спать так хочется, не могу, вырубает просто.

– Отдыхай, я тебе мешать не буду, – легко согласился Ниф. Его голос доносился будто бы издалека, а свет в комнате стал таким ярким, что девушке приходилось все время щуриться. В итоге она сдалась и плавно съехала с кресла-подушки на пол. – Очень интересная история, Конь. Дорасскажешь утром, хорошо?

– Ага… – Сталкерша уронила голову и почти сразу стала засыпать. Где-то на фоне промелькнула мысль, что она не говорила Нифу о Кошке, и почему он о ней спросил? Но спать хотелось так сильно, что этот факт быстро потерял значимость. Конь провалилась во тьму.

Пробуждение было просто отвратительным. Конь пришла в себя с тупой головной болью, как от дешевого алкоголя. Тело сопротивлялось любым попыткам двигаться, но девушка все же заставила себя кое-как подняться и сесть. Ноги не гнулись, а руки не слушались, к тому же воняло плесенью и по полу тянуло противным сквозняком. Как она умудрилась заснуть здесь? Это же просто рассадник болячек! Как она вообще тут оказалась, ведь они общались с Нифом у него дома, поели, пили чай, а потом… Конь ощутила, как по ее спине медленно стекает ледяной водопад. Она больше не была в квартире друга. Ее окружали серые шершавые стены с отсыревшей штукатуркой и старый дощатый пол. Девушка узнала подвал здания сельсовета, куда она с коллегами по группировке когда-то сносила ненужный хлам и мусор. Теперь здесь оказалась она сама.